– Вы были бедны? – произнесла она почти без вопроса в голосе.
– Очень, – ответила я.
– Но теперь ты больше не бедна, – сказала она. – Теперь ты принадлежишь к господам, и ты богата. Как думаешь, придется ли это тебе по нраву?
Я отвернулась от нее и посмотрела в окно спальни. Дом выходил на запад, и слева были видны холмы Гряды.
– Я приспособлюсь, – твердо произнесла я.
Она засмеялась, на этот раз звонче.
– Есть у тебя иждивенцы? – спросила она, и, когда я покачала головой, продолжила: – Кузены? Тетки? Приемные братья и сестры? Возлюбленный? Друзья? Молодой муж? Тайные дети?
– Никогда, – ответила я.
Она прищурилась, глядя сквозь мое молодое лицо, сквозь старые усталые глаза, сквозь одежду, прямо мне в сердце.
– Ты девственница? – спросила она.
Я залилась краской.
– Да, – неловко ответила я и, когда она от удивления молча подняла красиво изогнутую бровь, добавила:
– Я не люблю, когда ко мне прикасаются.
Она кивнула, словно поняла.
– А что с людьми, которые тебя вырастили? – спросила она. – Те, с кем ты жила, – ты их всех отсекла?
Я, не дрогнув, посмотрела в ее светлые глаза.
– Всех, – ответила я.
В дверь постучали, и вошла служанка в темном платье, неся серебряный поднос, на котором стоял шоколад. Леди Хейверинг откинула покрывало, встала с кровати и, шелестя, прошла к дивану под окном. Она жестом пригласила меня сесть перед ней, лицом к свету.
– Что ты будешь делать? – спросила она. – У тебя, считай, никого нет. Если только ты не прониклась нежностью к маленькому бристольскому торговцу.
– Не прониклась, – сказала я.
На мгновение мне стало неловко от своего предательства. Но потом я вспомнила тихий дом и шум, с которым я глотала суп, и сердце мое ожесточилось.
– Я не знаю, что делать. Мистер Фортескью говорит про учителей красноречия и танцев, а еще говорит, что мне нужна компаньонка, – я скривилась. – И к тому же – земля. Мне надо узнать, что с ней делают, а спросить некого, кроме мистера Фортескью и Уилла Тайяка.
Леди Хейверинг разлила шоколад по чашкам, откинулась на спинку дивана и снова взглянула на меня.
– Ты не одобряешь того, как он руководил твоим поместьем? – спросила она ничего не выражавшим голосом.
– Нет, не одобряю, – твердо сказала я. – Все делалось в интересах работников, а это значит, что Холл несет потери всякий раз, как мы сеем и жнем. Деревня преуспевает, но поместье получает лишь долю в том, что должно принадлежать ему полностью.
Леди Хейверинг мрачно кивнула.
– Я не видела расходных книг, – сказала она. – Но у меня есть глаза, и я наблюдала воочию, как они год за годом продавали дешевле, чем я, на мидхерстском рынке, пока цены на еду не упали и их не начали удерживать. Это революция. Это подрывает стоимость собственности.
Я кивнула.
– Сколько тебе лет? – спросила она.
– Шестнадцать, или около того, – ответила я.
Она кивнула и постучала по зубам длинным ногтем указательного пальца.
– Пять лет, прежде чем ты сможешь сама управлять поместьем, – тихо произнесла она. – Долго придется терпеть игру мистера Фортескью в фермера.
– И долго жить с компаньонкой, – горячо сказала я. – С компаньонкой, в доме, куда приезжает погостить мистер Фортескью.
Леди Хейверинг словно приняла какое-то решение.
– Не годится такое терпеть, – резко сказала она. – Допивай шоколад, дитя мое, и мы с тобой отправимся повидать мистера Фортескью. Я возьму тебя под крыло, не страшись компаньонок. Одну дочь я уже успешно выпустила в мир, и уж точно смогу сделать то же с тобой. Меня ты не шокируешь. А вот компаньонка, скорее всего, скончается в судорогах через неделю!
Я послушно подняла чашку, но пить не стала, просто смотрела на леди Клару поверх нее.
– Что значит «возьмете меня под крыло»? – спросила я.
Она улыбнулась мне редкой для нее ласковой улыбкой.
– Буду за тобой присматривать, – сердечно сказала она. – Можешь поселиться здесь, я научу тебя всему, что должна знать светская дама. Когда начнется сезон, я стану тебя вывозить, представлю нужным людям. Подберу тебе платья и научу танцевать, есть, научу, как себя вести. Ты моя родственница, у тебя нет семьи. Это будет уместно.
И почему я не задумалась тогда о том, что леди Хейверинг совсем не похожа на женщину, отягощенную чувством долга?
