– Ну что, – сказал он. – С главными делами подождем, пока появится мистер Фортескью, мне велено ничего вам не говорить, пока он не придет. Он – попечитель этого поместья. Приехал из своей лондонской конторы, как только я известил, что вы здесь. Он сейчас придет с нами кофе пить.
– Кто он? – спросила я.
Я волновалась, но человек, ненавидевший капканы, жестом предложил мне сесть на один из стульев с высокой спинкой, и его спокойствие придало мне уверенности.
– Попечитель поместья, – сказал он. – Душеприказчик по завещанию. Он человек прямой. Ему можно верить.
Я кивнула. Подумала: «Я и тебе могу верить», – но просто молча села и сложила на гладком столе руки, словно мы собирались говорить о делах.
Дверь открылась, и миссис Майлз вошла с подносом, на котором стоял серебряный кофейник, три чашки и лежало печенье. За ней шел высокий мужчина, одетый по-господски – но он открыл и придержал для миссис Майлз дверь. Потом он помогал миссис Майлз с подносом, расставлял перед нами печенье и чашки, но я поняла, что он меня с первого взгляда приметил, едва войдя в комнату, и продолжает рассматривать из-под темных ресниц.
Лет ему было примерно столько же, сколько Роберту Гауеру, одежда его отличалась простым покроем, но высокого качества, доселе мной не виданного. От него исходило ощущение такой власти, что я подумала: он должен был родиться богатым. Лицо суровое, изборожденное морщинами, словно на нем лежала вечная печать печали. Сначала я подумала, что он так вежлив с Бекки Майлз, потому что хочет скрыть, как рассматривает меня, но быстро поняла, что он всегда с нею вежлив, он вообще вежлив со слугами.
Он расставил посуду, как счел нужным, потом нарочито и неубедительно вскинулся от удивления.
– Я не представился, – сказал он мне. – Джеймс Фортескью.
Он протянул мне руку и вопросительно на меня посмотрел. Человек, ненавидевший капканы, промолчал, и я отважилась представиться в тишине сама.
– Сара, – сказала я.
Рука, обхватившая мою, слегка сжалась, острые глаза прищурились.
– Тебя так всю жизнь звали? – спросил он.
Я мгновение поколебалась. Подумала, не сочинить ли мне быстрым умом бродяжки какую-нибудь небылицу; но ничего не пришло в голову.
– Нет, – сказала я. – Мне снился сон, в котором меня так звали по-настоящему. Но люди, с которыми я жила, называли меня по-другому.
Он кивнул, отпустил мою руку и жестом велел мне сесть. В наступившей тишине человек, ненавидевший капканы, пододвинул к себе поднос и осторожно налил три чашки кофе. Когда он протянул одну Джеймсу Фортескью, я заметила, что у джентльмена дрожат руки.
Он отпил кофе и посмотрел на меня поверх края чашки.
– Думаю, я бы ее везде узнал, – произнес он тихо, почти про себя.
– Надо удостовериться, – ровным голосом сказал человек, ненавидевший капканы. – Ради вашего же блага, ради всех нас.
Я повернулась и взглянула на него.
– О чем вы? – спросила я.
В голосе моем почти прозвучало раздражение, и человек, ненавидевший капканы, его услышал. Он ободряюще мне улыбнулся.
– Сейчас поймете, – сказал он, кивнув на Джеймса Фортескью. – Он вам сейчас все расскажет.
Мистер Фортескью поставил чашку и вынул из стоявшего рядом с ним портфеля какие-то бумаги, ручку и чернильницу.
– Мне нужно задать тебе кое-какие вопросы, – сказал он.
И вопросов было немало!
Он расспрашивал о моей жизни от самых первых воспоминаний до того, как я подъехала к Дол-Холлу. Проговорившись дважды или трижды, я перестала притворяться, что ничего не помню, и рассказала ему все, что он хотел знать: все, что помнила о ма, о ее семье, о том, где они кочевали и где стояли табором. Потом я покачала головой.
– Она умерла, когда мы были совсем малышками, – сказала я. – Я ее почти не помню.
Потом он спросил, что я помню о первых годах своей жизни. Я рассказала ему про па, про кочевья. Про большие планы и кое-какую работу. О скверных лошадях и шулерстве я умолчала. И еще я обнаружила, попытавшись пару раз произнести… ее имя, что не могу его выговорить. Даже думать о ней было все равно, что раздирать незаживший шрам на сердце.
Я не хотела, чтобы они узнали о Балагане Гауера и Мамзель Меридон, поэтому рассказала им только, что была подмастерьем человека, который объезжал лошадей, потом решила уйти от него и оказалась тут. Я дошла до точки и замолчала. Джеймс Фортескью взглянул на меня поверх кофейной чашки, словно ждал чего-то еще.
