Радость исчезает. Живы пока воспоминания о недавнем походе под землю.
– Послушай меня, малявка. – Войтех отцепляет ее руки и усаживает Таннис на кровать. Родительская убрана и застлана покрывалом, которое мамаша из разноцветных кусочков сшила, правда, давно, когда еще у нее была охота что-то шить. – Бояться нечего. Нас пригласили и будут ждать.
И Войтех, присев на корточки у кровати, продолжает:
– Я хочу, чтобы он знал тебя. И его… свита. – На этом слове Войтех запинается. – Если вдруг со мной что-то случится…
– С тобой ничего не случится!
Она верит в это и не собирается отступать от веры.
– Конечно, малявка. Но жизнь – штука сложная… в общем, мало ли, вдруг тебе на будущее помощь понадобится? Или просто убежище. Без дозволения Мясника под землю лучше не соваться. Так что собирайся.
Войтех сам вытаскивает из-под кровати грязные ботинки, которые со вчерашнего дня так и не просохли.
– За обувью надо следить, малявка. И за одеждой тоже.
– За этой? – Снова штаны с пузырями на коленях и на заднице продрались. Мамаша там розовую латку поставила, сердечком.
– За любой. – Войтех непреклонен. Он заставляет вытереть ботинки, чего Таннис не понимает: все одно ж изгваздаются, вон на улице уже неделю дожди, значит, грязища кругом. Спорить она не смеет. Войтех сам заправляет в штаны мешковатую рубашку и застегивает ее на все пуговки. Волосы расчесывает мамашиным гребнем… – Так-то лучше. Ты же красивая девочка, нечего притворяться оборванкой.
И Таннис розовеет.
Ей нравится, когда ее хвалят, а от мамаши не дождешься…
На улице и вправду дождь, но Войтех раскрывает над головой черный зонт.
– Откуда?
– Откуда взял, там уже нет, – отшучивается он. – Прячься, малявка. И не надо ходить по лужам. Лужи обходят…
Так это ж дольше… но Таннис, вцепившись в руку Войтеха, послушно огибает лужу за лужей, до самого моста.
– А мы разве…
– Под землю. – Войтех складывает зонт и подает руку. – Осторожно, малявка, берег скользкий. Иди по тропе.
Под опорой моста, что поднималась из осклизлого берега, обнаружилась неприметная дверца.
– Нам сюда.
Дверь на ржавых петлях, к великому удивлению Таннис, открылась беззвучно.
– Держись за меня. И не отставай.
Пристроив зонт в углублении, Войтех достал свечу, и робкий огонек заплясал на его ладони. Таннис же вцепилась в рукав. Было не страшно – жутко.
Захотелось наверх.
Домой.
И мамашины запреты не казались больше глупостью. А Войтех вел все ниже и ниже. Он с легкостью скользил по лабиринту подземных ходов, если и останавливался, то ненадолго, лишь затем, чтобы Таннис перевела дух.
– Уже скоро, – пообещал он на очередном повороте и, присев, заглянул в глаза. Освещенное желтым неровным светом, его лицо выглядело чужим, каким-то… старым? – Таннис, послушай меня, пожалуйста. Ты никогда и никому не должна рассказывать о том, что увидишь.
Таннис и не собиралась. Она знает, что длинный язык до могилы доведет.
– Я взял тебя и тем самым за тебя поручился. Если же вдруг ты проболтаешься, не важно кому, но король узнает, тогда плохо будет и тебе, и мне.
Семь лет прошло, и Таннис нарушила слово.
Она замолчала и молчала, кажется, целую вечность. А Кейрен не торопил, он снова обнял ее, прижал голову к плечу, от которого воняло грибом. И Кейрен то и дело дергал шеей, руку тянул, но останавливался, не расчесывал. И Таннис не позволял.
– Давай есть, – пробормотала она, понимая, что еще немного и разревется.
– Давай. – Он сунул в руку кусок хлеба.
А сало нарезал тоненько…
– Знаешь, к подобной еде, оказывается, и привыкнуть можно. Этот король так страшен?
– Не он. Хотя… и он тоже. – Таннис заставляла себя разжевывать каждый кусочек. Кристаллы соли таяли на языке, и волглый хлеб казался упоительно вкусным.
Надолго еды не хватит.
А воды и того меньше осталось, но Таннис понимала, что из убежища скорее погонит холод, чем жажда. И стараясь отрешиться от него, она заговорила:
– Я ждала… не знаю, чего я ждала, хотя Войтех и говорил, что король подземелий – обыкновенный человек, но…
…пересохшее русло реки и махровые, облепленные плесенью колья. Словно сами подземелья оскалились кривым щербатым ртом, примериваясь к Таннис. Она вцепилась в руку Войтеха, понимая, что если поскользнется на подвесном мосту, то не удержится.
