Попробует.
На всех его не хватит…
– Расскажи, – просит он.
О чем?
Она ведь рассказала все, что знала. Про Томаса, который наблюдал за ней, а потом предложил подработать. Про листовки, что печатались сотнями, если не тысячами. Таннис читала их, но красивые слова оставляли ее равнодушной. Про свои походы в цех и пачки, спрятанные под одеждой. Все привыкли к тому, что Таннис носит безразмерные свитера. Про Патрика и бомбы, про Грента, который рассказывал о справедливости и приносил в черном саквояже истинное пламя, про свой поход на склады. Про дом и возвращение.
Кажется, она никогда прежде не говорила столько. А Кейрен слушал и, когда голос срывался, утешал ее. Он не был похож на прочих ищеек. Эти если и заглядывали в Нижний город, то лишь за данью, которую платили одинаково лавочники, старьевщики и шлюхи.
– О чем-нибудь. – Он хватает прядку волос губами и тянет.
– Прекрати.
– Холодно. – Кейрен дрожит. И Таннис, пытаясь согреть его хоть как-то, трет спину ладонями. – И мысли муторные. Мы ведь надолго здесь?
– Да.
Грент так просто не отступит, и если уж добрался до короля, то… охота не прекратится сегодня. Завтра? Послезавтра? У Грента много времени, а вот насколько хватит Таннис?
– Тогда, леди, – над ухом раздается смешок, и ледяные ладони Кейрена лезут под свитер, – вам следует развлечь гостя беседой. Конечно, я бы и от чая не отказался… а уж за овсяное печенье и душу продал бы, с детства обожаю овсяное печенье.
В животе противно заурчало. Печенье… Таннис просто поела бы… хотя…
– До сумки дотянешься?
– У тебя там печенье? – Кейрен заерзал, пытаясь одновременно и добраться до мешка, и Таннис не выпустить.
– Хлеб. И сало. И еще шоколадка…
– Шоколадку хочу.
– Сначала хлеб и сало… – Таннис фыркнула, сдерживая смех.
Нет, без него она пропала бы. Сошла бы с ума со страха.
– Слушай, – Кейрену удалось-таки зацепить длинный ремень, – ты почти как моя матушка. Она тоже вечно грозилась без сладкого оставить, если я не буду нормально есть.
Ну, судя по тому, что он тощий, угрозы не помогали. Таннис попыталась представить себе матушку Кейрена, и… она наверняка ничуть не похожа на ее собственную. Ну да, леди не станет носить драный халат поверх мужской рубахи. А на клетчатую юбку, которую мамаша в последние лет десять надевала в церковь, и не взглянет.
Она…
Она – часть другого мира, куда Таннис стремится попасть.
– Отпусти. – Вывернувшись из его объятий, Таннис нащупала и сало, и нож.
– Дай сюда, не хватало, чтобы ты порезалась.
– Я…
– У крови очень яркий запах, – иным, серьезным тоном произнес Кейрен. – И если не хочешь привадить хищников, то позволь мне.
Позволила. И сунула пальцы в рот, пытаясь унять дрожь.
– Не молчи, Таннис. – Кейрен коснулся ее лица. – Расскажи мне об этих… людях.
– Они не люди. Они… давай я лучше расскажу тебе про короля…
…мамаша заперла ее и ключ с собою забрала. Сидеть тоскливо. И Таннис забирается на подоконник, рисует на темном влажном стекле буквы. Леди Евгения говорила, что следует тренироваться, выправлять почерк, но мамаша считала это все глупостью.
И злилась.
Она поднималась под крышу и кричала на леди Евгению, требовала, чтобы та оставила Таннис в покое:
– Нечего девке глупостями голову забивать!
На мамашин крик выглядывали соседи, ухмылялись. В доме леди Евгению недолюбливали, считали странной, а то и вовсе ненормальной, но обижать не обижали.
Войтех сказал, что за нею подземный король приглядывает…
Буквы выходят кривыми, и Таннис в раздражении закусывает губу. Она ладонью стирает нарисованное и, прижав нос к стеклу, дышит.
…Мамаша забрала ее тетрадь, спрятала, а в тетради писать удобней, чем на окне. Но Таннис сосредоточенно выводит на влажном стекле собственное имя. Получается почти хорошо. Полюбовавшись результатом, она стирает имя и вновь дышит.
Увлекшись, Таннис не замечает, как открывается дверь.
– Привет, малявка, – говорит Войтех.
И Таннис с визгом бросается на шею.
– Спокойно. Собирайся. Пойдем.
– Куда? – Ей нравится висеть, зацепившись за него, и то, что Войтех поддерживает ее рукой и что второй треплет короткие ее волосы.
– В гости к королю.
