– Приходи завтра, дорогая. И мы вместе подумаем, что с тобой можно сделать. Ты ведь придешь?
Тычок Войтеха, болезненный и обидный, заставил ответить:
– Чтоб мне землю жрать!
А на лестнице он сказал:
– Правильно. Ходи к ней. Леди Евгения – настоящая леди, она тебя научит.
– Чему?
Таннис была зла на него. Чего толкаться?
– Разговаривать…
– А я чё, не умею?
– Не умеешь. – Войтех взял Таннис за подбородок. – Ты метешь языком, не думая, что говоришь.
– Все так…
– Все. Оглянись. Ты и вправду хочешь жить, как живут все?
Стены в копоти, в грязи, в трещинах. Сырость по углам. И черные, затоптанные ступеньки. Запах мочи и табака. Древний башмак гниет в углу. И вездесущие крысы…
– Я вот не хочу, – чуть тише добавил Войтех и, взяв Таннис за руку, потянул за собой. – Однажды я свалю из Нижнего города. Куплю себе квартирку, часы на цепочке, заведу собак и буду гулять в парке. Не работать, Таннис, а просто гулять. Женюсь на леди…
Таннис прикусила язык, с которого готово было слететь запрещенное слово.
– Зачем тебе леди?
– Почему нет?
Войтех спускался, и Таннис шла за ним, не думая уже о мамашином запрете. Обидно было. Если на дело ходить, то с Таннис, а жениться как – леди подавай.
– Но чтобы стать своим там, я должен учиться. Речи. Манерам. Этикету… а леди Евгения действительно леди. Не упусти этот шанс, Таннис.
– А если я… – Ей было неловко признаваться в собственном желании. – Если я буду к ней ходить, то… я смогу стать леди?
И Войтех, остановившись, окинул ее внимательным взглядом.
– Конечно. – А потом вдруг сказал: – Хочешь, я покажу тебе людей, которые тоже думают, будто живут нормально?
Таннис прикинула, что мамаша вернется нескоро, а в квартире тоска смертная, и ответила:
– Хочу.
Она же не знала, что Войтех потащит ее к подземникам.
…Темнота лаза, из которого тянет сточными водами, и приказ Войтеха:
– Молчишь, и от меня ни на шаг. Ясно?
Таннис кивает. Он же, прежде чем сунуться в яму, осматривает ее и, стянув свою куртку, почти новенькую кожанку, заставляет ее надеть. Воротник поднимает, а волосы под кепку прячет. И кепку эту натягивает по самые уши.
– И молчи.
– Поняла, – буркнула Таннис.
Он шел первым, прикрывая ладонью огонек свечи. И Таннис щурилась, пока глаза привыкали к темноте. Под ногами знакомо хлюпало. Осклизлые стены поросли грибами и плесенью. А Войтех спускался ниже. И еще ниже. Тоннель сменялся тоннелем, коридоры петляли. В этой части подземелий Таннис бывать не случалось. И она испугалась вдруг, что не найдет обратного пути…
Исчез кирпич, сменившись темным грубым камнем, а грибы стали встречаться чаще. Река же под ногами разрослась, от нее разило привычной вонью и чем-то кроме, запах был не мерзким, но, стоило сделать глубокий вдох, и голова закружилась.
– Носом дыши. – Войтех каким-то непостижимым образом знал, что с ней происходит. – И лучше через свитер. Подними ворот.
Стало немного легче. А спуск продолжался.
– Эти люди, – чувствуя ее страх – вдруг показалось, что кривые стены вот-вот сомкнутся, – Войтех взял Таннис за руку, – однажды ушли под землю.
– Зачем?
– Наверху для них не осталось места… смотри.
Он вдруг задул свечу. Таннис вскрикнула бы, если бы теплая ладонь Войтеха не зажала ей рот.
– Тише. Свет нас выдаст.
Он тянул ее, не позволяя упасть, и Таннис шла, не понимая куда и зачем, но темнота постепенно рассеивалась.
– Все. Дальше я тебя не потащу.
Войтех говорил шепотом, но голос его показался громким, оглушающим почти.
– Внизу…
Они замерли.
Обрыв. Каменная осыпь, по которой вьется тонкая тропа. И Таннис подозревала, что Войтеху случалось спускаться по ней. Ниже – черная вода реки. Вдоль ее берегов – огненные россыпи, которые показались Таннис яркими.
– Смотри хорошенько…
Тени людей. И чем сильнее Таннис всматривалась, тем больше видела.
Уже не тени, но и не люди. Странные существа с полупрозрачной почти кожей, с уродливыми перекрученными телами, словно вылепленными наспех из местной грязи. Они бродили вдоль реки, не решаясь зайти в воду, порой сталкивались друг с другом и…
– Здесь есть те, кто некогда жил наверху, но и они многие годы провели под землей. – Шепот Войтеха пробирал до самых костей. – Висельники, нищие, не сумевшие отстоять свое право на милостыню, бродяги… брошенные дети…
