– Спасибо. – Румянец становится ярким, а пальцы на ладони дрожат. И Брокк чувствует дрожь, пусть бы это и невозможно. Его рука все еще мертва.
Смущение.
И прикосновение к губам, легкое, словно Кэри пытается спрятать улыбку. Или же запереть показавшийся ей неуместным вопрос.
– Вы…
– Я. Надеюсь, не побеспокоил?
– Нет. – Она замолкает и смотрит под ноги, на темную ковровую дорожку, на туфельки, выглядывающие из-под юбок. В лестнице два десятка ступеней.
Всего-то два.
А стол чересчур велик, и Кэри оказывается по другую его сторону. Ее руку не хочется отпускать, и возникает неловкая пауза. Вчера Брокк мог позволить себе не замечать жену. А сегодня… слишком быстро все изменилось. Один вечер. Одна ночь. А ему уже невыносимо сложно не разглядывать ее. Тонкая шея – волосы Кэри подобрала, закрутив на затылке строгий узел, – и пара светлых прядок, невесомых, слегка касающихся кожи. Тень на узком плечике…
Острый подбородок с ямочкой.
Фарфоровые щеки.
Изящный нос с аккуратными ноздрями. Светлые брови и желтые яркие глаза.
– Что-то не так? – Она вдруг пугается и подается назад, убирает руку, и Брокк чувствует внезапный ее страх, только не может понять, чем он вызван.
– Вы чудесно выглядите.
Не верит. Недоверие – тень на ее лице. И ладошка, замершая на горле, прикрывшая острые ключицы.
– Это платье… очень открыто. – Она убирает руку и замирает. – Я не привыкла к таким.
Оно лучше, чем те серые, которые Кэри носила прежде. Те делали ее бесцветной.
– Подарок ее величества, – тихо добавляет она, опуская взгляд.
– Вам… идет.
– Неправда.
– Неправда, – соглашается Брокк, с трудом сдерживая улыбку. – Но мне показалось, что вам приятно будет слышать.
– Друзья не должны врать. – Кэри сжимает кулачки.
И манжет приподнимается, обнажая худенькое запястье с застывшим рисунком живого железа.
– Больше не буду. Обещаю.
– Спасибо. – Она наклоняет голову, благодаря за обещание. Верит, что Брокк его сдержит? Пожалуй… Друзья.
Нелепость. И единственный шанс удержаться рядом, когда Кэри перестанет в нем нуждаться.
– Если это платье вам не нравится, зачем вы его надели?
Она вспыхивает и сжимает в кулачке вилку.
– Друзья не должны врать, – напомнил Брокк. Настроение странным образом улучшалось, и головная боль не в силах была его испортить. Она вновь отползла, заставив поверить, что вот-вот исчезнет.
– Вы смеетесь надо мной?
Тень обиды. И прикушенная губа. Вздох. И долгий взгляд из-под ресниц.
– Ничуть.
– Другие, – Кэри вздохнула, – нравятся мне еще меньше.
– Веская причина. В таком случае, почему бы вам не заказать платья, которые бы вам нравились?
Удивление. И немой вопрос в глазах. Кажется, стоит прояснить некоторые моменты.
– Кэри…
Она вздрагивает и роняет вилку, а потянувшись за ней, сталкивает бокал, который падает с оглушительным звоном, взрываясь осколками.
– Простите…
Кэри пытается собрать осколки.
– Все хорошо. – Стол слишком велик для двоих, и Брокк не успевает ее остановить. Обходит, присаживается на корточки, перехватывает руку ее, такую неестественно хрупкую. Запястье бледное, и косточки выделяются, а ладонь осколков полна.
– Я неуклюжая.
В желтых глазах стоят слезы, и Кэри часто моргает, чтобы не расплакаться.
– Уклюжая. Очень даже уклюжая. – Брокк гладит запястье.
– Опять врете?
– Приходится. Отдай, пожалуйста, пока не порезалась.
Она высыпает осколки на перчатку, и все-таки на коже вспухает красная капля. Кровь расползается по стеклу, окрашивая его розовым, а Кэри завороженно смотрит.
И пульс ее учащается.
– Сейчас. – Брокк не позволяет ей забрать руку. – Вставай.
Встает, смотрит на ладонь, на кровь и часто-часто дышит.
– Больно?
Качает головой. Живое железо затянуло порез, но кровь осталась. И кажется, именно ее вид пугает Кэри.
Платок. Вода. И едва слышный вздох Кэри. Она не убирает руку, но отворачивается.
– Простите…
– За что?
– Я… этот запах… напоминает.
– О плохом?
– Да. – Она выдыхает.
Бледна. Напугана. Ее память полна чудовищ… и, кажется, после войны не осталось никого, кто бы мог заснуть спокойно. Хотя Кэри и не была на той войне, ее собственная оказалась не менее кровавой.
Но она молода, а раны заживут.
