Мийар вышел из тюрьмы на полтора года раньше срока. С тех пор его следы затерялись.
Мегрэ снял трубку и вызвал Тулон.
— Это вы, Блан? Так вот, дружище, у нас все кончено. Две пули всажены в некоего Пьера Мийара по прозвищу «Воробей».
— Брюнет? Маленького роста?
— Да. Сейчас ищут труп в Марне, там, где он упал. Вам это имя что-либо говорит?
— Надо расспросить моих людей. Мне кажется, он шатался здесь около года назад.
— Вполне возможно. Мийар вышел из Фонтевро, и ему было запрещено проживание в Париже. Теперь, когда вам известно его имя, не могли бы вы задать несколько точных вопросов Альфреду Мерану? Он еще у вас?
— Да. Позвонить вам потом?
— Пожалуйста.
В Париже во всяком случае Мийар соблюдал осторожность. Если он и наезжал сюда часто чуть ли не ежедневно, то ночевать не оставался. Он нашел верное убежище на берегу Марны, в лачуге старухи, скорей всего — его бабки.
Он затаился там после двойного убийства на улице Манюэль. Нинетта Меран не пыталась встретиться с ним. Не послала ему никакой весточки. Может быть, не знала, где он прячется.
Если б все обернулось по-другому, если бы, например, Николя Кажу не дал показаний, Гастона Мерана приговорили бы к смертной казни или к пожизненным каторжным работам. В лучшем случае, благодаря некоторому сомнению в его виновности и честному прошлому Меран отделался бы двадцатью годами.
Мийар после вынесения приговора мог бы выйти из своей норы, уехать в провинцию или за границу, а там Жинетта встретилась бы с ним.
— Алло, да, я.
Звонили из департамента Сена и Марна. Оперативная бригада из Гурнэ сообщила, что в старом бумажнике найдены золотые монеты, чеки на предъявителя и некоторое количество банковских билетов. Бумажник был зарыт в жестяной коробке на участке, загороженном для уток и гусей.
Труп еще не выловили, но надеялись отыскать его, как и других утопленников, в бьефе, у плотины в Шелле, где местный смотритель за шлюзами имел опыт в таких делах. В лачуге старухи обнаружили и другие любопытные вещи.
Среди прочих в старом сундуке на чердаке — наряд новобрачной времен Второй империи, фрак, разные платья бордового и светло-голубого шелка, украшенные старинными кружевами. Самой неожиданной из находок был мундир зуава начала века.
«Гусиная матушка» едва ли помнила членов своей семьи, и смерть внука не слишком ее огорчила. Когда зашла речь о том, что надо отвезти ее на допрос в Гурнэ, старуха забеспокоилась лишь о своей живности, и ей должны были обещать, что вечером ее доставят домой.
Конечно, никто не станет копаться в ее прошлом, разыскивать ее детей, следы которых давно исчезли.
Возможно, она проживет еще годы в своей лачуге на берегу реки.
— Жанвье!
— Слушаю, патрон.
— Возьми Лапуэнта и поезжайте на улицу Деламбр.
— Привезти ее сюда?
— Да.
— А вы не думаете, что следует, пожалуй, запастись ордером на арест?
Мегрэ по занимаемой в полиции должности имел право подписывать постановления об аресте, что он незамедлительно и сделал.
— А если она будет расспрашивать?
— Ничего не говори.
— Надеть наручники?
— Только при необходимости.
Из Тулона позвонил Блан.
— Я задал ему сейчас несколько любопытных вопросов.
— Вы сказали о смерти Мийара?
— А то как же!
— Он удивился?
— Нет, даже не притворился удивленным.
— Раскололся?
— Более или менее. Вам судить об этом. Меран старается не говорить ничего, что может быть поставлено ему в вину. Он признает, что знал Мийара. За последние семь лет встречался с ним несколько раз в Париже и Марселе. Потом Мийар схватил пять лет, и Альфред Меран ничего о нем не слышал. После выхода из Фонтевро Мийар рыскал по Марселю, а потом объявился в Тулоне. Он остался при пиковом интересе и, чтоб поправить дела, по его словам, не собирался размениваться на мелочи, а сразу провернуть крупное дельце, которое позволит ему вывернуться из затруднений раз и навсегда. Мийар намеревался обновить свой гардероб и потом отправиться в Париж. Он провел всего несколько недель на побережье. Меран признает, что дал ему немного денег, познакомил с дружками, и те в свою очередь помогли ему. Что касается Жинетты, то деверь вспоминает о ней как о невинном развлечении. Перед отъездом он якобы сказал Мийару: «Если тебе не обойтись без бабенки в Париже, найди мою золовочку, она замужем за придурком и очень скучает». Меран клянется, что ничего иного у него и в мыслях не было. Он дал адрес Жинетты и добавил, что она охотно посещает танцульки на улице Гравилье. Если верить Мерану, Пьер Мийар не давал больше о себе знать, и от Жинетты он тоже никаких известий не получал. Если все и произошло не совсем так, то было все-таки правдоподобным.
