— Это бесполезно…
— Вы признаетесь?
Молчание. Потом — утвердительное движение век вниз и вверх.
И тут произошло то, чего с Мегрэ, пожалуй, не было ни разу за всю его карьеру. Его напряжение и мучительная тревога перед этим были так сильны, что теперь он вдруг весь расслабился и обмяк. Мегрэ выдал себя: не смог скрыть свое облегчение.
Арнольд, не сводивший с него глаз, при виде этого сначала был изумлен, потом сдвинул брови, пытаясь понять, и, наконец стал землисто-бледным.
— Вы… — Он говорил с трудом. — Вы этого не знали, да? — И наконец понял все: — Они меня не видели?
— Видели не все, — признался Мегрэ. — Простите меня, мистер Арнольд, но лучше покончить с этим, разве вы так не считаете? А другого способа не было…
И разве это не избавило Арнольда от долгих часов, а может быть, целых дней допроса?
— Уверяю вас, что так лучше и для вас тоже…
Они по-прежнему ждали рядом, все свидетели, те, кто действительно что-то видел, и те, кто не видел ничего.
Построив их в том порядке, в котором Арнольд мог бы их встретить, комиссар создал впечатление, будто имеет прочную цепочку свидетельских показаний.
Настоящие свидетельства в каком-то смысле делали истинными ложные.
— Я полагаю, их можно отпустить?
Англичанин все-таки сделал слабую попытку защититься:
— Что это доказывает теперь, когда…
— Послушайте, мистер Арнольд. Теперь я, как вы говорите, знаю. Вы можете отказаться от вашего признания и даже заявить, будто его вырвали у вас с помощью жестокого обращения…
— Этого я не говорил…
— Видите ли, отступать уже поздно. Я пока не считал необходимым беспокоить одну даму, которая сейчас живет в отеле на набережной Гран-Огюстен и с которой вы сегодня завтракали в двенадцать часов дня. Но я могу это сделать. Она займет ваше место напротив меня, и я задам ей столько вопросов, что в конце концов она ответит…
Наступило тяжелое молчание.
— Вы собирались на ней жениться?
Ответа не было.
— Через сколько дней развод был бы завершен и ей пришлось бы отказаться от претензий на наследство?
Не дожидаясь ответа, Мегрэ подошел к окну и открыл его. Небо начинало бледнеть, были слышны гудки, которыми баржи на реке выше по течению, за островом Сен-Луи, подзывали свои буксиры.
— Три дня…
Он это действительно слышал или показалось? Мегрэ, как будто ничего не произошло, открыл дверь между комнатами.
— Дети мои, вы можете уходить. Больше вы мне не понадобитесь. Ты, Люка… — Мегрэ не сразу решил, кого выбрать, Люка или Лапуэнта. Увидев разочарование на лице «малыша», он добавил: — И ты тоже… Идите сюда оба и запишите его показания…
Мегрэ выбрал новую трубку и медленно набил ее табаком, потом поискал взглядом шляпу.
— Вы мне позволите покинуть вас, мистер Арнольд?
Арнольд сжался в комок на своем стуле. Он вдруг сделался очень старым. И с каждой минутой он все больше терял… — как это назвать? Мегрэ трудно было подобрать подходящее слово — терял ту легкость, тот блеск, ту уверенность, которые отличают от всех прочих людей из высшего общества, людей из роскошных отелей…
Это уже был просто человек, раздавленный горем несчастный человек, который проиграл свою игру.
— Я иду спать, — сказал Мегрэ своим сотрудникам. — Если я вам понадоблюсь…
Лапуэнт заметил, что комиссар, проходя мимо Джона Т. Арнольда, как будто случайно на секунду опустил руку на плечо англичанина, и проводил своего шефа до двери полным тревоги взглядом.
