Он неподвижно стоял в слишком тесной для него кабине лифта, затем отыскал нужную дверь и нажал на кнопку звонка. Невысокого роста горничная, открывшая ему дверь, сразу же по привычке посмотрела вниз, словно ища глазами ребенка.
— Вы к кому?
— К доктору Фабру.
— Сейчас он принимает больных.
— Будьте добры, передайте ему мою визитную карточку. Я надолго его не задержу.
— Пожалуйста, сюда...
Она открыла дверь приемной, где сидело с полдюжины мамаш и детей всех возрастов. Все, как один, посмотрели на него.
Он опустился на стул, испытывая некоторую неловкость. На полу были разбросаны кубики, на столе лежали книжки с картинками. Одна из женщин качала на руках младенца, ставшего почти фиолетовым от крика, и непрерывно поглядывала на дверь кабинета. Мегрэ догадывался, что они думают: «Неужели он вызовет его без очереди?»
Но в его присутствии они молчали. Ожидание длилось около десяти минут, и, когда доктор открыл наконец дверь кабинета, он сразу же обратился к комиссару.
Фабр был в очках с толстыми стеклами, за которыми был еще заметнее усталый взгляд.
— Входите... Простите, что не могу уделить вам много времени... Вы не к жене? Она у матери.
— Знаю.
— Садитесь.
В кабинете стояли детские весы, застекленный шкафчик с никелированными инструментами и нечто вроде мягкой кушетки, накрытой простыней и клеенкой. На письменном столе были беспорядочно свалены бумаги, а стопки книг лежали на камине и даже на полу в углу комнаты.
— Слушаю вас.
— Простите, что беспокою в разгар приема, но я хотел поговорить с вами без свидетелей.
Фабр нахмурил брови.
— Почему без свидетелей? — спросил он.
— По правде сказать, не знаю. Я нахожусь в довольно затруднительном положении, и мне казалось, что вы сможете мне помочь... Вы регулярно бываете в доме родителей жены... Знаете их друзей...
— У них очень мало друзей...
— Не доводилось ли вам встречать у них в доме темноволосого мужчину лет сорока, приятной наружности?
— А о ком идет речь?
Было похоже, что и он занял оборонительную позицию.
— Не знаю. У меня есть причины считать, что и ваш тесть, и ваша теща были знакомы с человеком, который соответствует этому схематическому описанию.
Доктор через очки устремил взгляд на какую-то точку в пространстве, и Мегрэ, дав ему некоторое время на раздумье, наконец вышел из терпения:
— Ну, так что?
Фабр снова очнулся ото сна:
— Что? Что вы хотите узнать?
— Вы его знаете?
— Я не знаю, о ком вы говорите. Чаще всего я ходил к ним по вечерам, и мы проводили время вдвоем с тестем, пока женщины ходили в театр.
— И все-таки вы должны знать их друзей.
— Некоторых... Но не всех...
— Я думал, что они редко принимали гостей.
— Да, очень редко...
Это было невыносимо. Он без конца отводил взгляд, лишь бы не встречаться глазами с комиссаром. Было похоже, что для доктора этот разговор — тяжкое испытание.
— Моя жена гораздо чаще, чем я, бывала у родителей... Теща приходила к нам почти ежедневно... Я в это время либо бывал в больнице, либо принимал здесь...
— Вам известно, что месье Жослен играл на скачках?
— Нет. Я считал, что днем он редко выходит из дому.
— Он играл на тотализаторе...
— А!
— Похоже, что его жена тоже не знала об этом. Выходит, он не всем с ней делился...
— А с какой стати он стал бы говорить со мной? Я ведь прихожусь ему только зятем.
— Со своей стороны, мадам Жослен тоже что-то скрывала от мужа.
Он не возражал. Казалось, он внушал себе, как на приеме у зубного врача: еще немного, и все будет позади...
— На этой неделе, не то во вторник, не то в среду, она встречалась днем с каким-то мужчиной в кафе на бульваре Монпарнас.
— Это ведь меня не касается, правда?
— Вы не удивлены?
— Наверное, у нее были причины для этой встречи...
— Месье Жослен виделся с тем же мужчиной в том же кафе утром, и похоже, они были хорошо знакомы... Это вам ни о чем не говорит?
Доктор выдержал паузу, а потом со скучающим видом покачал головой.
— Послушайте, месье Фабр. Я понимаю всю сложность вашего положения. Как и любой человек, который вступает в брак, вы вошли в новую, доселе незнакомую вам семью, членом которой вы, так или иначе, теперь являетесь. У этой семьи есть свои маленькие тайны, это неизбежно. Я ни за что не поверю, что вам не доверили хотя бы некоторые из них. Пока преступление не было совершено, все это не имело значения. Но теперь, когда вашего тестя убили, а вы сами едва не попали под подозрение...
