Мегрэ не отрывал взгляда от трубок, которые время от времени менял местами, как шахматные фигуры.
Услышав осторожный стук в дверь, ведущую из его кабинета в инспекторскую, он вздрогнул. Лапуэнт вошел, не дожидаясь ответа.
— Извините, что мешаю, шеф.
— Ты мне совсем не мешаешь.
Прошло уже почти десять лет, как Лапуэнт поступил в уголовную полицию, и за ним закрепилось прозвище Малыша Лапуэнта. Тогда он был худым и длинным. С тех пор несколько посолиднел. Женился. У него появилось двое детей. Но он по-прежнему оставался Малышом Лапуэнтом и — добавляли некоторые — любимчиком Мегрэ.
— Там у меня сидит женщина, которая настаивает, чтобы приняли ее именно вы. Со мной она ни о чем не хочет говорить. Сидит, выпрямившись на стуле, не двигается и полна решимости добиться своего.
Так бывало уже не раз. Из-за газетных публикаций люди настаивали на встрече с ним лично, и часто переубедить их стоило труда. Иные даже являлись прямо на бульвар Ришар-Ленуар, бог знает какими путями раздобыв его домашний адрес.
— Она сказала, как ее зовут?
— Вот ее карточка.
Г-жа Сабен-Левек, бульвар Сен-Жермен, 207-а.
— Она производит странное впечатление, — продолжал Лапуэнт. — У нее неподвижный взгляд и от нервного тика перекашивается правый уголок рта. Перчаток не сняла, но видно, как у нее то и дело судорожно сжимаются руки.
— Позови ее и останься здесь. Возьми на всякий случай блокнот — может, придется стенографировать.
Мегрэ взглянул на свои трубки и с сожалением вздохнул. Передышка кончилась.
Когда женщина вошла, Мегрэ встал.
— Присаживайтесь, сударыня.
Женщина не отрывала взгляда от Мегрэ.
— Вы, действительно, комиссар Мегрэ?
— Да.
— Я думала, вы толще.
На ней было меховое манто и подобранная к нему шапочка-ток. Что это — норка? Мегрэ совершенно не разбирался в мехах, поскольку жена дивизионного комиссара обычно довольствуется кроликом, в лучшем случае — нутрией или ондатрой.
Г-жа Сабен-Левек медленно, словно составляла опись, обводила взглядом кабинет. Когда у края стола пристроился Лапуэнт с карандашом и блокнотом, она спросила:
— Этот молодой человек останется здесь?
— Да, конечно.
— Он будет записывать нашу беседу?
— Таково правило.
Дама нахмурилась, и пальцы ее сжались на сумочке из крокодиловой кожи.
— Я думала, что смогу переговорить с вами с глазу на глаз.
Мегрэ промолчал. Он разглядывал посетительницу: впечатление она производила на него, как и на Лапуэнта, по меньшей мере странное. Взгляд ее становился то тягостно пристальным, то казался отсутствующим.
— Думаю, вы знаете, кто я?
— Я прочел ваше имя на визитной карточке.
— Вы знаете, кто мой муж?
— Вероятно, он носит ту же фамилию, что и вы.
— Это один из лучших парижских нотариусов.
Тик не прекращался, подергивающийся уголок рта все время полз вниз. Казалось, ей стоило труда сохранять хладнокровие.
— Продолжайте, прошу вас.
— Он исчез.
— В этом случае вам надо обращаться не ко мне. Существует специальная служба, которая занимается пропавшими людьми.
Она иронически, безрадостно усмехнулась и решила не утруждать себя ответом.
Определить возраст посетительницы было трудно. Ей вряд ли было больше сорока, от силы — сорока пяти, но лицо у нее было помятое, с мешками под глазами.
— Вы выпили перед тем, как идти сюда? — неожиданно поинтересовался Мегрэ.
— Вас это интересует?
— Да. На встрече со мной настаивали вы сами, не так ли? Вам следовало приготовиться к вопросам, которые могут показаться вам нескромными.
— Я представляла вас по-другому, более понятливым.
— Именно потому, что я хочу понять, мне необходимо выяснить некоторые вещи.
— Я выпила две рюмки коньяка для храбрости.
— Только две?
Она взглянула на комиссара и промолчала.
— Когда исчез ваш муж?
— Почти месяц назад. Восемнадцатого февраля. Сегодня двадцать первое марта.
— Он сказал, что отправляется в поездку?
— Даже словом мне об этом не обмолвился.
— И вы только сейчас заявляете о его исчезновении?
— Я к ним привыкла.
— К чему?
— К тому, что он отсутствует по нескольку дней.
— И так продолжается давно?
— Многие годы. Это началось вскоре после нашей свадьбы, пятнадцать лет назад.
— Он никак не объясняет вам свои отлучки?
