– Да, госпожа, – усмехнулся Виллеру, не открывая глаз.
– И не делайте мне одолжений.
Теодор едва заметно поморщился, но смолчал.
На пятые сутки Камилла поняла, что очень устала. Анри в Жируаре не появлялся, видимо, занятый делами в аббатстве. Типичное мужское поведение: оставил ей свою находку, как в детстве приносил раненых птиц, и пропал – тоже, как в детстве. Злиться на него было можно, но что это давало? Поэтому Камилла отложила злость до встречи с вероломным аббатом и продолжала ухаживать за своим пациентом.
Через некоторое время она пришла к выводу, что война, видимо, слегка повредила разум Виллеру, и не в последнюю очередь этот факт послужил причиной его отставки. Иначе как можно было объяснить его всепоглощающую осторожность и требования принести метательные ножи? Ножей ему Камилла, естественно, не дала, и тогда он, улучив момент, стащил серебряный ножик для фруктов. Убить им было нельзя, разве только в глаз воткнуть, как со вздохом пояснил Теодор, когда она обнаружила «оружие» у него под подушкой. Возмущению госпожи де Ларди не было предела: кому, интересно, он собирается втыкать в глаз этот нож? Однако, поразмыслив, она пришла к выводу, что закаленный в боях солдат, пребывая в полубреду, и не такое удумать может – Анри ей в свое время писал и о более диких случаях. Потому Камилла просто следила, чтобы рядом с кроватью больного не находилось колюще-режущих предметов, а вставать раненый еще не мог, что, с одной стороны, огорчало Камиллу как сиделку, но чрезвычайно радовало как хозяйку, которая абсолютно за всем уследить не могла.
На шестой день Жерар сказал, что жизнь шевалье вне опасности, и Камилла сделала себе роскошный подарок – проспала больше двенадцати часов. Она проснулась поздним утром, вызвала Адель, которая помогла ей уложить волосы и надеть платье из желтого шелка. В этот вьюжный день – зима не спешила сдавать позиции – Камилле хотелось выглядеть как можно более ярко. Она с удовольствием вплела бы в волосы цветы, чего не делала много лет, но разорять ради этого замковую оранжерею показалось ей неразумным.
Напевая – и фальшивя, разумеется, – она спустилась вниз, позавтракала, полистала книгу и решила, что пора заглянуть к подопечному, за которым со вчерашнего вечера ухаживала присланная Жераром сиделка.
Камилла нашла Теодора сидящим в постели и мрачно вкушавшим какой-то бледный бульончик.
– Доброе утро, шевалье! – жизнерадостно приветствовала она его.
– Доброе? – Он фыркнул, но от дальнейших дискуссий воздержался.
Сиделка сделала реверанс и по знаку Камиллы удалилась, а плошка с бульоном из ее рук перекочевала к госпоже де Ларди – сам Теодор был еще слишком слаб, чтобы держать посуду. И зачем оружие требовал?..
– Продолжим ваш завтрак. – Камилла щедро зачерпнула бульончик и поднесла ложку к губам шевалье. – Кушайте.
Виллеру, поморщившись, проглотил и только после этого заметил:
– Вы не обязаны это делать.
– А вы полагаете, я всегда делаю только то, что обязана? – Камилла мстительно влила в своего строптивого пациента еще ложку несоленой жирной жидкости.
– Вы сегодня прекрасно выглядите. – Виллеру весьма прямолинейно сменил тему.
– Хотелось бы сказать то же самое о вас, шевалье, но истина дороже. Выглядите вы пока не очень, но я надеюсь это исправить.
– Благодарю вас.
Все та же изысканная вежливость, и иногда, словно одинокая веточка укропа на блюде, – ирония. Камилла зачерпнула остатки бульона и скормила их Теодору, едва не расплескав.
– Жерар сказал, что, если вы будете вести себя хорошо, вскоре он позволит вам встать.
– И снова благодарю.
Камилла только кротко вздохнула:
– Есть кое-что, что мне нужно обсудить с вами. Вчера приезжал лейтенант муниципальных гвардейцев, господин де Ториньон. Он хотел поговорить о нападении на дороге. Как я поняла, они опознали кого-то из убитых вами головорезов. Наемный убийца, судя по всему. Вы случайно не игрок в шахматы на доске большой политики? Или, может, профессиональный донжуан? – Камилла чуть помедлила и пробормотала, будто в сторону: – Нет, на сердцееда не похож.
– Ненавижу политику. – Замечание про донжуана Виллеру решил не комментировать.
