— Я подумаю, Тёмная Мать. Работаем.
Корабли республики принялись проводить сложные манёвры, призванные запутать противника, заставить его распылись свои силы. Внешники были куда проще и незатейливей в своей организации, поэтому обмануть их было не так уж сложно. Особенно, если учесть, что лучшие силы Сектора сейчас сражались в других системах. В какой-то момент сложная система манёвров завершилась аккурат над планетой, куда тут же обрушились мириады ракет. Их встретили противоракеты планетарной обороны. В воздухе запестрело от обманок. И в этом многообразии целей, в этой мешанине из своих и чужих оружейных болванок, вниз ринулись десантные стаи. На своих манёвренных аппаратах они умудрялись уклоняться от своих, и не попадаться чужим. Когда же становилось совсем тяжело, в дело вступали мечницы, либо выполняя роль корабельного орудия, либо прикрывая стаю полями.
Корабли эскадры до последнего вели десант, время от времени расцвечивая борта разноцветными и разнонасыщенными энергиями залпов. Они били по ракетам, били по наземным целям, и пусть заряды сильно теряли в мощности, они обеспечивали минимальные повреждения и куда более существенную засветку. От обилия энергетических импульсов аппаратура противника слепла, картинки голографических проекций в штабах врага становились менее чёткими, что в совокупности затрудняло обнаружение десанта и сбивало степень точности и кучности стрельбы. «Всё ради десанта» — вот каким по праву должен был стать девиз проводимой флотом операции. Только когда валькирии благополучно приземлились и сцепились с наземными войсками, стремясь собственноручно погасить остатки противокосмической обороны, флот отвалил и вступил в хоровод маневров с кораблями внешников.
Чётко и неумолимо хищные птички республиканок уводили неуклюжие коробки вражеских кораблей от планеты. Все действия капитанов были согласованы, все они реализовывались через общую информационную систему, но куда важней были собственные инициативы капитанов, ограниченные лишь общей канвой изначального плана. Система, в свою очередь, корректировала задачи, в зависимости от волевых решений капитанов, выдавая уже другим их коллегам новые рекомендации. Кто-то следовал им, а кто-то вносил в систему что-то своё, и картина постоянно менялась. Она была динамической, со множеством неизвестных. Общим у неё было одно: ласточки играли с внешниками так же, как со мной на татами играли валькирии. Весь вопрос был в масштабе игры, но изначальное качество, само отношение, сама суть игры — всё это оставалось неизменным. Дочери Республики до конца были верны себе.
Всё это время фрегат дальней разведки маневрировал, имитировал бой, подползал, давал залп, чтобы затем вновь отлететь. Он старался сбивать противника с толку, не дать понять истинную суть манёвров, пытался заставить думать, что он так хитро пытается достичь какой-то сложной стратегической задачи именно применительно к конкретному кораблю противника, однако на самом деле это были манёвры ради самих манёвров. Фрегат должен был видеть поле боя, должен был оставаться на связи с валькириями, должен был координировать их слаженную работу. Я был просто восхищён мастерством очаровательной капитанши, о чём не замедлил ей сообщить. Она только гордо вздёрнула носик, но было видно, что моё искреннее восхищение ей приятно. Думаю, куда приятней смазливых взглядов всех её прошлых мужчин — просто потому, что здесь восхищались не чем-то абстрактным, восхищались тем, что было важно и дорого ей самой. Восхищались женщиной в самой кульминации, на самом пике её личностных возможностей, всего того, ради чего она жила, и чем жила. Такое восхищение было в разы приятней бессмысленных дифирамбов, но кто ещё мог ей его высказать? Ведь для этого нужно было, ни много ни мало, оказаться вместе с ней в рубке боевого корабля во время сложнейшей флотской операции. Я оказался, и уже одним этим заинтриговал девчонку.
Валери к тому времени уже давно выключилась из реальности. Она полностью утонула в водовороте энергий, в бесконечных столбиках цифр, в коротких и обстоятельных донесениях. Теперь она в реальном времени обрабатывала информацию и единомоментно принимала десятки судьбоносных решений. Теперь мои подозрения насчёт биологического компьютера нашли ещё более железобетонное подтверждение. Однако ей было сложно работать в подобном режиме. Она вынужденно переключала на меня поток за потоком, и мне приходилось вникать, включаться, импровизировать. Сложно сказать, насколько хорошо у меня это получалось. Важно другое. Ещё несколько месяцев назад я даже помыслить не мог, что вообще окажусь способным на такое. Ри натаскала меня, жизнь натаскала меня, я сам себя натаскал, заставляя работать и ещё раз работать над собой.