Черные волны немецкой пехоты катились к Перше, и казалось, что невозможно сдержать их бешеный порыв. Но дубовые створки Великих и Смердьих ворот захлопнулись раньше, чем кнехты добежали до Гребли. Со скрипом поднялись на цепях перекидные мосты. Стрелы брызнули в лицо немецкой пехоте.
Будто натолкнувшись на невидимую стену, кнехты остановились и побежали обратно, в спасительную темноту посадских улиц.
Князь Довмонт облегченно перевел дух: ворота удалось отстоять!
Надолго запомнилась псковичам та страшная ночь: зарево пожара над посадом, багровые отблески пламени на куполах Троицкого собора и зловещая темнота в Запсковье и Завеличье, отданных на поток и разорение кнехтам.
По улицам катились дрожащие цепочки факелов, сплетаясь в причудливые узоры. Псковичи валили на соборную площадь, к оружейным клетям, из которых здоровяки-десятники уже выносили охапками мечи и копья, выбрасывали прямо в толпу овальные щиты и тяжелые комья кольчуг. Псковское городовое ополчение вооружалось к утреннему бою.
А то, что бой неизбежен, что немцы не уйдут, если их не прогнать силой, в Пскове знали все — от боярина до последнего посадского мужика, как знали и то, что, кроме них самих, прогнать немцев некому!
Только утром затих пожар на посаде. Свежий ветер с Псковского озера погнал дым за гряду известковых холмов, и глазам псковичей открылась черная обугленная равнина на месте вчера еще кипевшего жизнью посада, а за пепелищами — цепи кнехтов.
Левее, на берегу реки Псковы, возле пригородной церкви Петра и Павла, стояли большие шатры, развевались стяги с черными крестами. Там разбили стан конные рыцари — цвет и сила крестоносного воинства. Вокруг стана суетились пешцы, устанавливая рогатки на случай вылазки псковичей. К стану тянулись по дороге припоздавшие кучки рыцарей. Видно, немцы готовились к длительной осаде.
Но князь Довмонт решил иначе. Он не стал дожидаться, когда соберется все немецкое воинство и укроется за окопами и рогатками.
— Будем бить немцев в поле! — сказал он воеводам.
С глухим стуком упали перекидные мосты перед Великими и Смердьими воротами. По мостам густо побежала псковская пехота.
Сила Пскова — в городовом пешем ополчении, едином в любви к родному городу, стойком в бою, потому что все знали всех, и дрогнуть в бою означало навеки опозорить свой род: в одном строю стояли отцы и сыновья, деды и внуки, соседи, дальние родичи, мастера и подмастерья, торговые люди и их работники, иноки псковских монастырей, сменившие монашеские посохи на мечи и копья!
И на этот раз пешее ополчение первым начало бой.
Перепрыгивая через канавы, обрушивая наземь подгоревшие жерди заборов, ныряя в овраги, псковские ратники стремительно и неудержимо рвались к рыцарскому стану.
Древний клич: «Псков! Псков!» — гремел над пепелищами посада, над покатыми берегами реки Псковы, ободряя своих и устрашая врагов.
Князь Довмонт, выехавший следом за пешцами на смирной белой кобыле, едва поспевал за быстроногими псковичами. Воины обгоняли его, оборачивались на бегу, и их лица, внешне такие разные, казались Довмонту похожими друг на друга, как лица братьев.
И князь Довмонт был сейчас в одном потоке с ними, в одном устремлении, в одной судьбе. Он выпрямился в седле, будто сбрасывая тяжелую ношу прожитых лет, и тоже кричал ликующе:
— Псков! Псков!
А между немецкими шатрами уже началась сеча.
Рыцари едва отбивались от наседавших со всех сторон настырных псковских пешцев. Падали, продавливая мягкую осеннюю землю непомерным грузом доспехов. Сбивались кучками, стояли, ощетинившись копьями, и тогда уже псковичи платили многими жизнями за каждого повергнутого рыцаря.
От устья Псковы, от Водяных ворот Крома, спешила псковская судовая рать. Ладьи приставали к берегу под рыцарским станом. Ратники в легких мелкокольчатых доспехах поднимались по склону и нападали на немцев с тыла.
Поле битвы походило теперь на взбаламученное весенним штормом озеро, и редкие островки рыцарского войска тонули в волнах псковского ополчения.
Трубы у шатра магистра звали на помощь.
Но помощь не пришла. Псковская конница, выехавшая из Великих ворот, проехала сгоревший посад и обрушилась на немецких пешцев.