— Пятнадцать человек, этих…
— Боже всемогущий, товарищ! Ты что, спятил? — Он засмеялся.
— Почему вы смеетесь?! — взвился я. — Что, черт подери, значит этот ваш смех?
Он усталым жестом вытер потное лицо.
— Послушай, товарищ, я так устал. Мы вели тяжелые бои целых две недели, и мне ужасно хочется где-то прилечь… соснуть…
— Черт бы вас побрал! — заорал я на него. — Почему вы не желаете меня выслушать?
Тяжело вздохнув, он обнял меня за плечи, и мы зашагали с ним вместе в строю.
— Ладно, малыш, — согласился он. — Неужели настолько все серьезно?
Я все ему подробно рассказал. Его лицо сразу потемнело, посерело от злости. Выбросив банку из-под компота, он дважды крепко сжал мое плечо и подвел меня к очень крупному, широкоплечему человеку, в военном френче, но обычных брюках; он шел чуть позади. Как я узнал, офицер из Чека, ему поручено немедленно организовать в Киеве советскую милицию.
— Могу дать одного бойца, — заявил он, узнав, в чем дело. — Только вот как бы он не заснул по дороге к твоему дому.
— И пистолет! Мне нужен пистолет! — заревел я с досады. — Или ружье! Прошу вас, не забудьте!
Оба с любопытством посмотрели на меня, многозначительно переглянулись.
— Пацану всего шестнадцать, — объяснил капитан.
— Мы дадим ему ружье, конечно, дадим, — тихо пообещал чекист. — Да прекрати ты скулить, Христа ради!
— Сейчас… — выговорил я, но слезы никак не мог унять. — Не обращайте внимания. Где я могу получить пистолет?
Чекист передал мне свою винтовку, позвал солдата.
— Вот, пойдешь с этим хлопцем! — строго произнес он. — Нужно там навести порядок. Понял, милицейский? Он тебе скажет, что делать. — И кивнул в мою сторону. — Да прекрати ты наконец реветь… как тебя звать?
— Даниил. Я уже не плачу. Благодарю вас от всего сердца.
Мы с солдатом пошли. Он высокий, широкоплечий, очень молодой; под глазами, почти закрытыми, — черные круги, словно какой-то боксер аккуратно поработал над ним.
— Да здравствует революция, Даниил! — громко крикнул капитан нам в спину. — Да здравствует товарищ Ленин!
— Да, да здравствует! — крикнул я, обернувшись; потом обратился к солдату: — Прошу вас, товарищ, пошли побыстрее!
— Как спать хочется… — сонно произнес солдат. — Сейчас лег бы где угодно и заснул мертвецким сном.
Когда мы подошли к дому Кировых, там остались лишь члены моей семьи. Все они в скорбной тишине окружили труп дяди Самуила. Сара и Рахиль лежали неподвижно на полу лицом вниз — на них кто-то набросил два одеяла, найденные в доме Кирова. Рахиль рыдала, а Сара лежала молча, вцепившись в свою малютку.
— Где они? — спросил я. — Где Кировы?
Отец бросил осторожный, пугливый взгляд на мою винтовку.
— Даниил, для чего тебе это ружье?
— Где Кировы, я спрашиваю?! — заорал я в ответ.
Отец покачал головой; по его глазам я заметил, что свет Божий и его ангелы снова возвращаются к нему.
— Говори! Говори! — кричал я что было сил.
— Их здесь нет, — ответил отец. — Ну и слава Богу. Больше они никому не причинят вреда. Беда позади. Бог покарал нас. Он и пощадил нас. Этого вполне достаточно. Не наше дело карать людей.
— Замолчи, проклятый идиот! — взвизгнул я.
— Послушай… — начал солдат, — мне нужно немного поспать.
— Мамочка! — обратился я к матери. — Мамочка, видишь, у меня в руках винтовка. Скажи — где эти негодяи?
Мать посмотрела на отца. Тот покачал головой. Мать взяла меня за руку.
— Они в подвале нашего дома. Их там шестеро. Старик Киров не мог бежать, у него болят ноги.
— Какой позор! — воскликнул отец. — Что ты собираешься делать?
— Все Кировы там, все? — уточнил я.
Мать кивнула.
— Пошли! — бросил я солдату.
Сбежав с крыльца, мы перешли через улицу к дому. На кухне я нашел свечу. Солдат зажег ее и освещал мне дорогу. Я рванул на себя дверь, ведущую в подвал, и стал спускаться по скользким, сырым ступенькам. Там у стены сбились в кучу шестеро. Четверо Кировых, их свояк и тот человек, который заколол штыком моего дядю Самуила. В руках он держал свое орудие убийства — штык.
Увидев нас, с винтовками в руках, он бросил штык на грязный пол. Раздался глухой, лязгающий звук.
— Мы ничего дурного не делали! — закричал портной Киров красноармейцу. — Да будет Иисус мне судьей!
