— Почему бы и нет, Эдди? Скажем, в восемь. Тебя устраивает?
Кивнув ей, снова ныряешь в озеро — и все дела.
Вот только эти проклятые семена редиски, корм для подлой вороны, этот лишний дайм… Из дома вышел Лоуренс, бережно засунув пальцы в карманы аккуратных, чистых шорт цвета хаки; на нем белая рубашка. Он сел на скамейку рядом с Эдди, сказал:
— Как хочется клубничного мороженого с газировкой!
— У тебя есть деньги? — сразу встрепенулся Эдди — замаячила надежда.
Лоуренс покачал головой.
— Значит, никакого мороженого с газировкой! — резюмировал Эдди.
Лоуренс с серьезным, озадаченным видом вторично кивнул.
— А у тебя есть?
— Кое-что имеется, — расплывчато ответил Эдди.
Сорвал виноградный лист, разорвал на две части и, подняв их кверху, стал критически разглядывать. Лоуренс молчал, но Эдди чувствовал, как нагнетается, крепнет атмосфера возле беседки — так набирает соки растущий виноградный лист.
— Я скопил кое-какие деньги, — хрипло сообщил Эдди. — Понимаешь, у меня сегодня свидание; есть тридцать пять центов. Но откуда мне знать, а вдруг она попросит купить ей банановый сплит*?
Лоуренс понимающе кивнул, но печаль крутой волной окатила его лицо.
Сидели молча, прислушиваясь к шороху виноградных листьев; обоим было не по себе.
— Все это время, пока занимался музыкой, — заговорил наконец Лоуренс, — я только и думал о клубничном мороженом с газировкой…
Эдди резко поднялся.
— Ладно, пошли отсюда. К озеру. Может, там что-нибудь происходит.
Через поле зашагали к озеру; никто из них не произносил ни слова. Лоуренс машинально сгибал и разгибал пальцы.
— Да прекрати ты болтать своими пальцами! Ну хотя бы сегодня! Прошу тебя, хоть сегодня!
— Но такое упражнение полезно — пальцы становятся мягче, подвижнее.
— А меня оно раздражает.
— Ладно, — смиренно согласился Лоуренс, — больше не буду.
Двинулись дальше. Лоуренс едва доставал Эдди до подбородка; куда более хрупкого телосложения, гораздо опрятнее, с волосами цвета темно-красного дерева, высоким, розоватым детским лбом. Он что-то тихонько насвистывал. Эдди прислушивался, стараясь не показывать невольного уважения к брату.
— Неплохо у тебя получается, — сдержанно похвалил он. — Недурно свистишь.
— Это из Второго концерта Брамса. Совсем нетрудно.
— Нет, ты мне все-таки надоедаешь! — по инерции выпалил Эдди. — Вот наказание!
На озере не оказалось ни души. Его ровная, без ряби поверхность — наполненная до краев голубая чашка — простиралась до самого леса на той стороне.
— Никого… — Эдди глядел на сухой, неподвижный плотик, стоявший на приколе на мелководье. — Разве плохо? Сколько же здесь все время торчит народу! — Глаза его шарили по всему озеру, не пропуская ни одного самого дальнего затона, ни одной бухточки.
— Не хочешь покататься на лодке по этому древнему озеру? — спросил Эдди.
— А где мы ее возьмем? — вполне резонно возразил Лоуренс.
— Я тебя об этом не спрашиваю. Я спрашиваю: не хочешь ли покататься на лодке, погрести?
— Конечно, хотелось бы, если бы у нас…
— Заткнись! — велел Эдди; взял брата за руку и повел через высокую, густую траву к воде.
Там на песке лежала старая лодка — плоскодонка; красная краска с нее кое-где облупилась и поблекла от солнца и штормов; волны набегали на корму.
— Прыгай! — приказал командирским тоном Эдди. — Прыгай, коли тебе говорят!
— Но ведь это не наша лодка!
— Так ты хочешь покататься на лодке, погрести? Или нет?
— Да, но…
— Тогда прыгай!
Лоуренс аккуратно снял ботинки с носками. Эдди оттащил лодку подальше в воду.
— Ну, прыгай! — повторил он свой приказ.
Лоуренс прыгнул. Лодка заскользила по замершей в штиле воде. Эдди искусно орудовал веслами, особенно когда вышли из зоны водорослей.
— Совсем неплохо, а, что скажешь? — Он налегал на весла.
— Хорошо-о… очень… Тихо здесь как…
— А-а-а… — отмахнулся Эдди, оторвав руку от весла, — ты и здесь говоришь как пианист.
Вскоре он устал грести и бросил весла. Лодку теперь подгонял только ветерок. Эдди лежал на баке на спине, думая о сегодняшнем вечере, о своем свидании; пальцы его бороздили поверхность притихшего озера, оставляя пузырящийся след; он был в эту минуту счастлив.