Моллой, открыв ключом дверь своего дома, неслышно вошел в гостиную. Осторожно положил сверток на библиотечный столик из пожелтевшего дуба, рядом с аккуратной пачкой старых журналов «Католическая стража». Полюбовавшись свертком, улыбнулся, и улыбка осветила его задубевшее от сурового климата старческое лицо. Сняв шляпу, как и полагается воспитанному человеку, заорал:
— Бесси! Бесси!
Голос его зазвенел, как трамвайный звонок, по всем пяти комнатам квартиры.
Бесси впопыхах выскочила из спальни и стремительно вбежала в гостиную. Седые волосы развевались за спиной, а ее не спрятанная в корсет богатая плоть колыхалась под домашним халатом.
— Что стряслось? — крикнула она, еще даже не видя Моллоя. — Ты в своем уме, Винсент?
— Моя дорогая Бесси! — Моллой подошел к ней и крепко обнял. — Мой бутончик! — И неловко поцеловал ее, попав в правый глаз — она в этот момент, дернув головой, отстранилась от него.
— Ну и запашок! — констатировала она холодно, отбиваясь от его объятий. — Ничего не скажешь!
— Ты знаешь, какой сегодня день? — Моллой снова схватил ее в охапку.
— Суббота. — Бесси заталкивала его всем телом на стул. — Да от тебя и разит так, как должно разить в субботу.
— Сегодня, — вещал Моллой со стула, глубоко в него провалившись, — в этот день мы с тобой поженились! Четырнадцатое марта, такой счастливый день! Ну-ка, поцелуй меня, Бесси, мой бутончик! Это произошло ровно двадцать шесть лет назад, четырнадцатого марта. Моя дорогая девственница невеста. Неужели не помнишь, Бесси?
— Конечно, помню, — строго ответила Бесси; потом словно оттаяла: — Кто может тебя забыть, Винсент! — нежно произнесла она, целуя его в лысину и приглаживая оставшиеся редкие седые волоски. — Это был великий день! — И снова поцеловала его в лысину.
Винсент ласково держал ее за руку.
— Ну-ка, посмотри на столик, Бесси! Что там так и глядит тебе в глаза? — Свободной рукой он махал широко и вальяжно в сторону библиотечного столика. — Двадцать шесть лет! Ну, давай, не стесняйся, вскрывай!
Поцеловав его еще раз в ту же точку, Бесси подошла к столику и разорвала бумагу на свертке.
— Боже, «Четыре розы»! — радостно воскликнула она, поднимая бутылку. — Какой ты все же предупредительный, внимательный муж, Винсент!
Винсент сиял от ее похвалы.
— Целая четверть! — сообщил он. — Самый лучший сорт, какой только можно купить за деньги. Купаж неразбавленного виски!
Бесси уже проворно открывала большую бутылку.
— Знаешь, лежала я на спине в своей спальне, и меня вдруг охватила такая мрачная меланхолия. Ведь годы-то бегут, просто летят. — Она с трудом отворачивала винтовую «шлюпку». — С этим — горя как не бывало! — И с наслаждением, закрыв глаза, понюхала бутылку. — Странно: какой приятный запах у горлышка и каким ужасным он становится, когда им разит от мужчины! Винсент, очень приятно, что ты все же вспомнил обо мне!
Как и полагается настоящему мужу, Моллой подошел к ней и обнял одной рукой. Пальцы его провалились в мякоть ее большого, дряблого бедра.
— Сегодня, моя старая леди, — объявил он, — мы станем самой счастливой парой во всем Бруклине! — И взял в руки бутылку.
— Ах, Винсент, — прошептала Бесси, — ведь все было не так плохо, а, — что скажешь? Умоляю тебя, только не из горлышка! Это неприлично. Пойдем посидим на кухне, там довольно светло.
Взяв друг друга под руку, отправились на кухню. Моллой не расставался с бутылкой. Бесси принесла два стакана, для воды и вина, и устроилась за кухонным столом, напротив Моллоя, улыбаясь мужу. А тот со знанием дела разливал виски по стаканам. Наконец они подняли их.
— За неумирающую любовь! — негромко провозгласил Моллой, с глазами на мокром месте.
— За твою и мою любовь, — откликнулась Бесси, тоже растроганно заморгав.
