— Ничего, я не обращала внимания, — успокаивала его Гортензия, — ни чуточки.
— Прости меня. Мне нужно было почаще затыкаться ради тебя.
— Для чего? — возразила Гортензия. — Ты всегда был таким, — таким я тебя и любила. Ну, ты помнишь все о Шелли?
— Каждое дыхание всей его короткой жизни. Все будет подвергнуто самому внимательному анализу. — Он фыркнул. — Период с тысяча семьсот девяносто второго по тысяча восемьсот двадцать второй. Так? «Если зима приходит, может ли весна…», «Я слезы лью по Адонаю, а он мертв…», «Меня зовут Озимандис, я царь царей, взгляните на труды мои, вы, все сильные мира сего, и придите в отчаяние…». Ну, что скажешь? Твой доктор — полный дурак! В моих мозгах большей частью царит полная ясность; не понимаю, почему он ведет себя подобным образом, — ведь для этого нет никаких причин…
— Ладно, мы поговорим с ним.
— Мне нужно было вовремя заткнуться. — Роджер, обхватив голову руками, лег животом на стол. — Когда я был молод, то верил, что непременно стану профессором английской литературы в Гарварде, руководителем кафедры. Что у меня будет не менее двадцати блестящих работ по истории литературы. Но я слишком много болтал.
— Прошу тебя, Роджер, хватит! — взмолилась Гортензия, пытаясь заставить его наконец замолчать.
— А я преподаю в маленькой школе, где переливаю из пустого в порожнее. Мне скоро шестьдесят пять. — И снова заснул.
Гортензия вновь затормошила его. Он проснулся и заплакал, качая печально головой.
— Прекрати плакать, ты не маленький мальчик! — одернула его Гортензия, хотя и сама плакала, но незаметно, без слез, где-то внутри. — Тебя ждет целый класс! Ты — их преподаватель! — Нельзя проявлять с ним особую мягкость, иначе он этим непременно воспользуется и не пойдет на лекцию. — Да вставай же, вставай!
— Почему ты не оставишь меня в покое? — Роджер не сопротивлялся, когда она силой поставила его на ноги, но все еще плакал. — Ну почему не дают старому человеку поспать? — хныкал он.
Гортензия, надев на него шляпу, вывела за дверь, на свежий весенний воздух. Там вдруг слезы у него прекратились. Вдвоем они медленно шли к школе.
— Как я хочу, чтобы мне поскорее исполнилось шестьдесят пять! — заявил Роджер, когда проходили мимо часовни. — Лег бы и спал, спал, спал… все дни недели; вставал только в субботу вечером. Мы пошли бы погулять по берегу Чарлз-ривер, — я и ты, Гортензия.
— Да, непременно.
— Я преподавал тридцать три года, и у меня на счету в банке пятьсот долларов, — не унимался Роджер. — Либо я должен получать пенсию, либо пусть правительство заботится о нас и кормит. Тридцать три года! Бедняжка Гортензия!
— Да тише ты, Роджер! Вот мы и пришли. Вот твоя аудитория. — И ввела его в классную комнату.
Ученики — их здесь немало, — очень симпатичные мальчишки, с пониманием относились к Роджеру и старались умалчивать о том, что им о нем известно.
— Шелли! Запомни — Шелли! — нашептывала ему на ухо Гортензия, подталкивая его к столу. — Годвин, Платон, романтическое направление в поэзии…
Молча, с широко раскрытыми глазами он стоял возле стола, оглядывая класс. Она, тяжело вздохнув, прошла через все помещение и села за заднюю парту. Зазвенел звонок; все сразу притихли. Роджер шелестел на столе своими бумагами. За прошедшие дни он так редко обращался к своим записям — сейчас они ему абсолютно бесполезны. На лице его появилось отсутствующее, озадаченное выражение, и Гортензия нервно сглотнула, с ужасом понимая: вот он, этот день, наступил…
Но Роджер вдруг откашлялся, легонько ударил себя по щекам.
— Итак, Шелли! — начал он. — Джентльмены, сегодня мы остановимся на творчестве Перси Биши Шелли, великого английского поэта-романтика. Он родился в тысяча семьсот девяносто втором году в добропорядочной и богатой семье. Не правда ли, джентльмены, звучит эта фраза как парадокс. Но тогда были в Англии иные времена, и, по-видимому, в том самом году добропорядочность и богатство умели уживаться, не мешали друг другу.
Все ученики дружно засмеялись, Роджер тоже, и глаза его вдруг заблестели. Гортензия, почувствовав облегчение, отодвинулась подальше назад на своей скамейке. Теперь она уверена: еще один день их жизни пройдет успешно.
