— Ах во-от оно что-о! — протянул Макомбер, поворачиваясь к двери. — Ну и ради Бога!
— Вся беда ваша, — назидательно произнес редактор, — заключается в том, что вы постоянно недоедаете. Вам нужно обеспечить хорошее питание. — И нацелил острие карандаша на какую-то фразу.
Третий помощник шерифа ретировался, с грохотом захлопнув за собой дверь, и со скучным видом побрел по улице, не обращая уже прежнего внимания на удушающую жару. Миновав свой дом, он направился прямо в офис. Жена все еще у окна, тщетно высматривает хоть кого-нибудь на улице, где почти никогда никого не бывает, разве что по субботам.
Макомбер уставился на нее с другой стороны улицы, испытывая резь в глазах.
— И это все, что тебе остается? — зло выпалил он. — Целый день сидеть у окна?
Она ничего ему не ответила и, бросив на него рассеянный, безучастный взор, вновь устремила его в дальний конец улицы.
В кабинете шерифа Макомбер тяжело опустился на стул. Шериф все еще на месте. Сидит, положив ноги на край стола.
— Ну что? — спросил он.
— Да черт с ними со всеми! — в сердцах выругался Макомбер, вытирая пот с лица цветным носовым платком. — Не понимаю, с какого бока меня все это касается?! — Расшнуровал ботинки и оперся спиной на стул.
Шериф стал звонить по телефону в Лос-Анджелес.
— Свонсон? — кричал он в трубку. — Говорит шериф Хэдли из Гэтлина, штат Нью-Мексико. — Пойдите и уговорите Брисбейна, чтобы прекратил плакать и орать! Выпустите его на свободу! Мы за ним не приедем. У нас на это нет времени. Благодарю вас. — И радостно вздохнул, как человек, довольный, что завершил свой рабочий день. — Я иду домой, обедать.
— Ступай и ты, — обратился к Макомберу второй помощник. — Я за вас подежурю.
— Да ничего, — отказался Макомбер. — Я не очень голоден.
— О'кей, в таком случае я пойду, — поднялся второй помощник. — Ну пока, Макомбер. — И вышел, насвистывая веселенький мотивчик.
Третий помощник плюхнулся всем своим грузным телом на вращающийся стул шерифа, не снимая расшнурованных ботинок. Откинувшись на мягкую спинку, опять впился глазами в плакатик: «Разыскивается совершивший убийство…..Четыреста долларов». Теперь эти строчки освещало яркое солнце. Он просунул ноги в мусорную корзину и беззлобно произнес:
— Будь ты проклят, Уолтер Купер!
Зазвонил звонок, и я подошел к окну, чтобы посмотреть, кто там.
— Ни в коем случае не вздумай открывать! — крикнул мне отец. — Может, это принесли повестку в суд.
— Кто же разносит повестки по воскресеньям? — напомнил я ему, осторожно раздвигая шторы.
— В любом случае не открывай.
Отец вошел в гостиную. Со сборщиком налогов он не умел обращаться: на него обычно наседали, угрожали, и ему, перепуганному насмерть, приходилось давать самые несбыточные обещания, клятвенно убеждать, что он обязательно заплатит, заплатит очень скоро, но никогда так и не платил. Те снова являлись к нему, и начиналась прежняя сцена, — его поносили на чем свет стоит. Если отец был дома один, то дверь никогда не открывал, даже не интересовался, кто пришел. Просто сидел на кухне с газетой в руках, а колокольчик разрывался прямо у него над головой. Не открывал даже почтальону. Колокольчик звякнул снова.
— Черт бы тебя подрал! — в сердцах выругался я. — Да это какая-то старуха, почтенная леди. По-моему, предлагает что-то на продажу. Можно открыть, ничего страшного.
— Для чего? — спокойно спросил отец. — Что мы можем купить, если у нас нет денег?
Но я все же открыл. Как только я резко отворил дверь, эта маленькая леди ловко, одним прыжком, вскочила в коридор. Руки у нее сильно дрожали — пухленькие, маленькие ручки, без перчаток.
— Меня зовут миссис Шапиро, — отрекомендовалась она, ожидая нашей реакции.
Я ждал, что будет дальше. Она попыталась неловко улыбнуться. Я с суровым видом ждал, что она скажет. У ворот бедняков редко появляются дружески расположенные к ним незнакомцы. Мне было тогда семнадцать, и я уже отлично знал, что, раз забренчал звонок, значит, за дверью стоит представитель либо электрокомпании «Эдисон», либо «Бруклин боро гэз компани», который исполнен решимости немедленно отключить нам электричество или газ.
