– Пусть так. Но сколько ему лет, как ты думаешь?
Аннева, который изо всех сил пытался сосредоточиться на горячем беконе, этот вопрос сейчас интересовал меньше всего.
– Понятия не имею. Лет сто?
– Три-четыре тысячи.
Мысли о завтраке тут же вылетели у мальчишки из головы.
– Его сделали в Век королей?
– Да. Если не раньше.
– Но откуда ты знаешь? И почему так в этом уверен?
Содар потянулся за мешком, и Аннев нехотя уступил. Что ж, видно, не судьба ему сегодня позавтракать.
– Потому, – произнес священник, – что однажды я захотел вытащить монетку. – Он демонстративно сунул морщинистую руку в мешок. – За несколько дней до этого я бросил сюда горсть монет, а поскольку, кроме хлеба, ничего покупать не думал, одной монетки мне было бы достаточно. – Содар вынул руку и бросил на стол изогнутый медяк. – Представь себе, как я удивился, когда увидел вот это.
Аннев поднял монетку. Она оказалась тяжелее, чем он ожидал, и совсем не похожа на медные щитки и звездочки, с которыми народ ходил на рынок, – она была не совсем круглая, с грубыми ребрами. Изображения на ней почти стерлись, но Аннев сумел разобрать вздыбленное море и разделяющий его надвое посох Одара на фоне исчерченного молниями неба. Среди волн он прочел буквы: «У-Р-Р-А-Н». На реверсе он увидел угрожающего вида молот, напоминающий вороний клюв: кузнечный молот и в то же время мощное оружие, он грозно парил над дымящейся наковальней.
– Кеос, – прошептал Аннев и, ошеломленный, разжал пальцы. Монета упала на стол, неуклюже прокатилась вперед и легла перед Содаром.
– Воистину, Кеос, – подтвердил Содар, поднимая тяжелый медяк.
– Никогда таких не видел, – выдохнул Аннев. – Это даритская или терранская?
– И даритская, и терранская. – Содар покрутил монету в руках. – В Век королей у народов Дароэи и Терры некоторое время ходили одни и те же деньги. Это время еще называлось вторым веком.
– Ну и что? Разве по ней можно судить о возрасте мешка? Ты сам мог ее туда уронить, а если не ты, то какой-нибудь коллекционер.
Содар покачал головой:
– Такие монеты вышли из обращения еще во втором веке, так что, думаю, это маловероятно. Но есть и еще кое-что.
Он вывернул мешок наизнанку. Аннев долго не мог сообразить, что старик хочет ему показать, пока наконец не увидел надпись «УРРАН», вшитую в сам шов.
– И что это?
– Не что, а кто. Этот мешок создал тот же терранец, что отлил форму для этой монеты. Талантливейший ремесленник своего времени, мастер, не знавший себе равных и всецело посвятивший себя искусству. Он родился на заре второго века. Поначалу он ставил свое клеймо на каждом творении: хотел, чтобы мир знал, чьи руки создали этот непревзойденный шедевр. – Содар ловко перекатил монету между пальцами. – Однако с возрастом Урран понял, что труд его ничтожен на фоне бесконечного величия мира, поэтому бросил создавать артефакты и ушел в священники.
– Он стал владыкой крови?
– И да и нет. Видишь ли, терранцы называют владыками крови тех представителей своего народа, кто обладает талантом создателя, как Урран. Мы же, дариты, не делаем между терранцами таких различий. По сути, Урран остался мастером артефактов, вот только свой талант он предпочел употребить на то, чтобы превратить в шедевр самого себя.
– А поскольку, – подытожил Аннев, – он перестал создавать артефакты, можно сделать вывод, что мешок и монета почти одного возраста.
– Точно. – Содар повернул монетку к свету, чтобы были видны полустертые буквы.
– А что случилось с Урраном, когда он стал священником?
Содар сделал неуловимое движение пальцами, и монета исчезла.
– А об этом я расскажу в следующий раз.
Он нагнулся вперед, вытянул руку – и вытащил монетку у мальчика из-за уха. Аннев презрительно хмыкнул и закатил глаза: тоже мне ловкач! Содар улыбнулся:
– Не стони, показать хороший фокус – это целое искусство. – Содар бросил монетку в мешок. – Давай, теперь твой черед. Достань мне монету Уррана.
Аннев взял мешок в левую руку, раздвинул края зеленой ткани и заглянул внутрь. Потом вздохнул и помотал головой:
– Да не могу я, Содар. Я не нашел бекон, и монету тоже не найду. Повезет еще, если удастся вытащить хотя бы пару пылинок.
