Динозавров, кстати, здесь не водилось. Флора и фауна вполне соответствовали периоду господства млекопитающих, и самая крупная здешняя ящерица была не длиннее моей руки.
Замечательный мир. Если бы не плохие парни, которые встретились нам на подходе к земле, я бы счел, что здесь царит полная идиллия. Изобилие пищи исключало необходимость в возделывании земли и приручении животных, потому о коровьем молочке Лакомка могла забыть.
Я бы с удовольствием прожил в поселке минимум полгода и дождался, пока восстановятся хоть какие-нибудь мои способности, но мой Дар возвращался очень медленно (хотя медитировал я очень старательно), а долг требовал идти вперед. На север. Искать потерявшую Пророка колонию. Именно долг. Никаких дополнительных чувств я к потерявшим лидера колонистам не испытывал. Вот если бы в помощи нуждался сам Пророк, я бы не медлил ни мгновения. А обычные люди…
Нас, Одаренных, лишенные Дара частенько обвиняют в бесчувствии и равнодушии. В презрении к обычным людям, высокомерии и отсутствии нормального человеческого сострадания. Смешно! Все равно что обвинять врача, спасшего сотни жизней, в том, что он не умер от горя, потеряв единственного пациента. Да что там говорить — общество обычных людей, их мысли, их чувства, их желания для Одаренного… Нет, не чужды. Все-таки люди созданы Богом по Своему Образу и Подобию. Но порой довольно неприятны. Поэтому даже самые общительные эмпаты стараются по возможности изолироваться от неодаренного населения родной планеты. Только настоящие Пророки способны любить и лелеять лишенных Дара. Но на то они и Пророки, чтобы творить чудеса. Лично я так не умею. Мне куда дороже мои звери, чем несколько сотен потерявшихся в здешних просторах колонистов. Мишка, Лакомка и Марфа последовали за мной, потому что искренне меня любят. Даже ленивая и жадная Марфа пожертвует ради меня жизнью, ни на мгновение не усомнившись. А эти колонисты позволили погибнуть своему Пророку. Не исключено, что они не виноваты в его смерти. Не исключено, что они были не в состоянии ему помочь… Но они живы (по крайней мере, я на это надеюсь), а Шу Дам мертв. Этим все сказано.
Из уважения к памяти Пророка, из чувства долга по отношению к Теократии Центральная Сибирь, я сделаю все, что смогу, для спасения паствы Шу Дама. Но рисковать сверх необходимого собственной жизнью и жизнями моих зверушек не собираюсь. И перед тем, как покинуть гостеприимный поселок, я постараюсь не только усовершенствоваться в знании языка, но и хотя бы в общих чертах разобраться в том, что представляет собой здешнее общество.
Со здешним цивилизованным поселком связывала река. Несколько раз сверху приходили лодки. Иногда — с коренными обитателями поселка. Иногда — с посторонними. Последние привозили разные товары. Продуктов технической цивилизации среди них не было, зато имелись всякие ремесленные поделки. Например, бронзовые инструменты. Выше по течению реки имелись и другие поселки. А уже совсем далеко (в понимании туземцев) имелось нечто, похожее на город. Именно оттуда привозили полезные товары. Именно там (по утверждению аниф) обитало много-много людей. Большего я выяснить не смог. Уперся в языковые и понятийные барьеры.
Я особенно и не допытывался, потому что опасался: мое невежество выдаст тот факт, что Лакомка — всего лишь полуразумный зверь, а никакой не Маххаим. Как в таком случае поведут себя аборигены, я понятия не имел, но справедливо опасался, что они могут обидеться. Обижать этих милых людей мне вовсе не хотелось.
Кстати, наше присутствие в поселке я попросил не афишировать. Надо полагать, этот поселок — часть некоего государства. Я даже видел некие признаки этой государственности. Например, деньги. Бронзовые и медные бляшки с невнятыми печатями и дырочкой посередине — для удобства пользования. Их можно было обменять на бронзовые наконечники для копий или непонятного происхождения ткань для набедренной повязки. Мне, впрочем, и то и другое было предложено бесплатно. Но лишь когда выяснилось, что «денег» у меня нет.
Похоже, этот факт Меченую Рыбу удивил.
