шивается в дела людей, и это называется теизмом. Я
считаю, что теизм совершенно несовместим с научным
мировоззрением. Христианин верит в святость Библии,
в непорочное зачатие и сатану, а это всё чудеса, кото-
рые противоречат науке. Когда зарождались религии,
состояние науки было таким, что можно было верить и
в непорочное зачатие... Эйнштейн подчеркивал, что ве-
рит не в Бога, который управляет делами людей, а во
что-то высшее, в Бога Спинозы, а это природа. Ну и на-
зовите Бога природой, это вопрос терминов. А если
есть Бог, почему же он допускает такие дикие вещи —
геноцид, убийства? Где логика? Я не понимаю, как че-
ловек может верить во всемогущего Бога, который с
этим со всем мирится.
Но, если честно, то я завидую верующим. Мне по-
чти 90 лет, я человек трезвый и понимаю, что могу в
любой момент умереть. Можно заболеть, мучиться,
а у меня есть семья. Если бы я был верующим, мне
было бы легче, я был бы этому рад...»
(http://www.kp.ru/daily/23993/77475/).
— Последнее признание В. Гинзбурга по сути своей аналогич-
но описанному Ф.И. Тютчевым в стихотворении «Наш век»:
247
Основы социологии
Не плоть, а дух растлился в наши дни,
И человек отчаянно тоскует…
Он к свету рвётся из ночной тени
И, свет обретши, ропщет и бунтует.
Безверием палим и иссушён,
Невыносимое он днесь выносит…
И сознаёт свою погибель он,
И жаждет веры — но о ней не просит…
Не скажет ввек, с молитвой и слезой,
Как ни скорбит пред замкнутою дверью:
“Впусти меня! — Я верю, Боже мой!
Приди на помощь моему неверью!..”
Однако ограниченные и неадекватные представления о методо-
логии познания и критериях истинности не позволяют многим
людям, а не только нобелевскому лауреату В. Гинзбургу, преодо-
леть конфликт научного знания и конфессиональных мнений, кон-
фликт веры и лично пережитого. И как следствие такого рода вну-
тренних личностно-психологических конфликтов — по вопросу об
обусловленности работы интеллекта человека и её результатов
нравственностью — существуют разные мнения.
Одно из них состоит в том, что интеллект и результаты интел-
лектуальной деятельности нравственно не обусловлены. Оно свой-
ственно материалистической науке. В её видении интеллект анало-
гичен функционально специализированной машине, конструкция
которой определяет тип задач, которые она может решать, и произ-
водительность в решении каждой из них. По сути это мнение вы-
разил математик-прикладник академик Н.Н. Моисеев (1917 —
2000) на круглом столе в «Горбачёв-фонде» ещё в 1995 г.:
«Наверху (по контексту речь идёт об иерархии вла-
сти — наше пояснение при цитировании) может сидеть
подлец, мерзавец, может сидеть карьерист, но если он
умный человек, ему уже очень много прощено, потому,
что он будет понимать, что то, что он делает, нужно
стране» («Перестройка. Десять лет спустя». Москва,
«Апрель-85», 1995 г., тир. 2 500, с. 148).
Нравственность в той дискуссии тоже была упомянута — пред-
ставительницей так называемого «гуманитарного» знания, но как
«нечто», не поддающееся пониманию и не относящееся к рассмат-
248
Глава 5. Теория и практика познания как основа творче-
ства
риваемой проблематике общественного развития. И это игнориро-
вание проблематики нравственной обусловленности результатов
деятельности людей произошло даже после того, как академик
Н.Н. Моисеев огласил приведённое выше мнение. В названном
сборнике на странице 159, искусствовед И.А. Андреева сумбурно
(её самооценка, см. с. 156), высказывает следующее:
«Нравственные основы — это высоко и сложно1. Но
элементы этики вполне нам доступны».
Исключающе противоположное воззрение известно всем в ре-
дакции А.С. Пушкина: «гений и злодейство — две вещи несов-
местные»2, — однако А.С. Пушкин не стал его обосновывать, и
потому большинство не связывает его с реальной жизнью. Но это
всё ещё в древности изъяснил царь Соломон, вошедший в историю
с эпитетом премудрый:
«1. Любите справедливость, судьи земли, право
мыслите о Господе, и в простоте сердца ищите Его,
