- Из этого собственно и получило начало свое скопчество: люди, вероятно, более суровые, строгие, возмутившись этими обычаями, начали учить, применяя невежественно слова священного писания, что "аще око твое соблажняет тя, изми е и верзи от себе, и аще десная твоя соблажняет тя, усеци ю и верзи от себе".
- Но согласитесь, ваше преосвященство, после всего того, что я имел счастие слышать от вас, - не прав ли я был, требуя от земской полиции и от духовенства, чтобы они преследовали обе эти секты? Что это такое? Что-то сверхъестественное, нечеловеческое? - вопрошал уже авторитетным тоном Крапчик.
- Напротив, очень человеческое! - возразил Евгений с усмешкою. Испокон веков у людей было стремление поиграть в попы... в наставники... устроить себе церковь по собственному вкусу.
Крапчик не совсем понимал и не догадывался, что хочет сказать Евгений, и потому молчал.
- А разве ваше масонство не то же самое? - спросил тот уже прямо.
Губернского предводителя даже подало при этом несколько назад.
- Ваше преосвященство, что же общего между нами и хлыстами? - сказал он почти обиженным голосом.
- Общее - устроить себе свою религию и мораль... В сознании людей существует известное число великих истин, которые и уподобьте вы в вашем воображении цветным, прозрачным камешкам калейдоскопа. Вам известен этот инструмент?
Крапчик, думая, что калейдоскоп что-нибудь очень ученое, отвечал откровенно:
- Нет!
- Я вам покажу его!
И Евгений с живостью встал и вынес из кабинета своего довольно большой калейдоскоп.
- Глядите в это стеклышко трубки!
Губернский предводитель стал глядеть в показанное ему стекло калейдоскопа.
- Что вы видите? - спросил его Евгений.
- Звезду какую-то! - сказал Крапчик.
- Поверните трубку!
Крапчик повернул.
- Что перед вами?
- Какой-то четвероугольник!
- Мрачный или светлый?
- Мрачный!
- Поверните еще!..
Крапчик повернул и уж сам воскликнул:
- А это уж крест какой-то и очень красивый... Похож несколько на наш георгиевский крест!
- Так и с великими истинами! - продолжал Евгений, уже снова усаживаясь на диван. - Если вы знакомы с историей религий, сект, философских систем, политических и государственных устройств, то можете заметить, что эти прирожденные человечеству великие идеи только изменяются в своих сочетаниях, но число их остается одинаким, и ни единого нового камешка не прибавляется, и эти камешки являются то в фигурах мрачных и таинственных, - какова религия индийская, - то в ясных и красивых, - как вера греков, - то в нескладных и исковерканных представлениях разных наших иноверцев.
Крапчик, совершенно неспособный понимать отвлеченные сравнения, но не желая обнаружить этого перед архиереем, измыслил спросить того:
- Но отчего, ваше преосвященство, происходил этот маленький шум и треск, когда я повертывал трубку?
Евгений слегка улыбнулся и ответил:
- От движения камешков, от перемены их сочетаний... В истории, при изменении этих сочетаний, происходит еще больший шум, грохот, разгром... Кажется, как будто бы весь мир должен рухнуть!
Крапчик опять-таки ничего не понял из слов владыки и прибегнул к обычной своей фразе: "Если так, то конечно!", а потом, подумав немного, присовокупил:
- А я вот в приятной беседе с вами и забыл о главной своей просьбе: я-с на днях получил от сенатора бумагу с жалобой на меня вот этого самого хлыста Ермолаева, о котором я докладывал вашему преосвященству, и в жалобе этой упомянуты и вы.
Проговорив это, Крапчик проворно вынул из кармана жалобу Ермолаева и подал ее владыке, которую тот, не прибегая к очкам, стал читать вслух:
- "Три года я, ваше высокосиятельство, нахожусь в заключении токмо по питаемой злобе на меня франмасонов, губернского предводителя Крапчика и нашего уездного почтмейстера, а равно как и архиерея здешней епархии, преосвященного владыки Евгения. Еще с 1825 году, когда я работал по моему малярному мастерству в казармах гвардейского экипажа и донес тогдашнему санкт-петербургскому генерал-губернатору Милорадовичу[17] о бунте, замышляемом там между солдатами против ныне благополучно царствующего государя императора Николая Павловича, и когда господин петербургский генерал-губернатор, не вняв моему доносу, приказал меня наказать при полиции розгами, то злоба сих фармазонов продолжается и до днесь, и сотворили они, аки бы я скопец и распространитель сей веры. Но я не токмо что и в расколе ныне не пребываю, а был я допреж того христовщик, по капитоновскому согласию, а скопцы же веры иной - селивановской, и я никогда не скопчествовал и прибегаю ныне к стопам вашего сиятельства, слезно прося приказать меня освидетельствовать и из заключения моего меня освободить".
