Аггея Никитича хоть и покоробливало, но он подчинился желанию Миропы Дмитриевны, и таким образом они стали обитать в весьма близком соседстве, сохраняя совершеннейшую непорочность и чистоту отношений.
Когда Миропа Дмитриевна услыхала от Аггея Никитича об его назначении в губернию, то сначала как будто бы и ничего, даже обрадовалась, хотя все-таки слезы тут же заискрились на ее глазах.
- Поздравляю вас, от души поздравляю! - проговорила она.
Затем последовавший обед шел как-то странно, и видно было, что Зверев и Миропа Дмитриевна чувствовали большую неловкость в отношении друг друга, особенно Аггей Никитич, который неизвестно уж с какого повода заговорил вдруг о Канарском.
- Да-с, это был полячок настоящий, с гонором и с душой! - сказал он.
- Кто это такой? - переспросила Миропа Дмитриевна с удивлением и неудовольствием.
- Канарский - польский бунтовщик и революционер, - объяснил Аггей Никитич.
- Но с какой же стати он пришел вам в голову? - продолжала с тем же недоумением Миропа Дмитриевна.
- Да так, случайно! - отвечал опешенный этим вопросом Аггей Никитич, так как он вовсе не случайно это сделал, а чтобы отклонить Миропу Дмитриевну от того разговора, который бы собственно она желала начать и которого Аггей Никитич побаивался. - Мне пришлось раз видеть этого Канарского в одном польском доме, - продолжал он рассказывать, - только не под его настоящей фамилией, а под именем Януша Немрава.
- Что это такое: Януш Немрава? - произнесла насмешливым и досадливым голосом Миропа Дмитриевна.
- Это по-польски значит: неловкий, - пояснил ей Аггей Никитич, - хотя Канарский был очень ловкий человек, говорил по-русски, по-французски, по-немецки и беспрестанно то тут, то там появлялся, так что государь, быв однажды в Вильне, спросил тамошнего генерал-губернатора Долгорукова: "Что творится в вашем крае?" - "Все спокойно, говорит, ваше императорское величество!" - "Несмотря, говорит, на то, что здесь гостит Канарский?" - и показал генерал-губернатору полученную депешу об этом соколе из Парижа!
- Но неужели же его и до сих пор не поймали? - поспешила перебить его Миропа Дмитриевна, от души желавшая этому Канарскому в землю провалиться, чтобы только Аггей Никитич прекратил о нем свое разглагольствование.
- Как не поймать?.. Пойман уж!.. Мне недавно встретился один наш офицер из Вильны и рассказывал, что Канарского сцапали в дороге и он теперь содержится в упраздненном базильянском монастыре[69]... Я держал там иногда караул; место, доложу вам, крепкое... хотя тот же офицер мне рассказывал, что не только польского закала офицерики, но даже наши чисто русские дают большие льготы Канарскому: умен уж очень, каналья, и лукав; конечно, строго говоря, это незаконно, но что ж делать?.. И я бы так же, рассуждая по-человечески, поступал!.. Он не разбойник же в самом деле, а только поляк закоснелый.
- А вот если бы вы попались Канарскому и другим полякам, так они с вами так бы нежничать не стали, извините вы меня! - заметила с озлоблением Миропа Дмитриевна.
- Стали бы! - сказал утвердительно Аггей Никитич. - Поверьте, поляки народ благородный и великодушный!
- У вас все обыкновенно добрые и благородные, - произнесла с тем же озлоблением Миропа Дмитриевна, и на лице ее как будто бы написано было: "Хочется же Аггею Никитичу болтать о таком вздоре, как эти поляки и разные там их Канарские!"
- Нет-с, не все, вы ошибаетесь! - возразил Аггей Никитич и встал, воспользовавшись тем, что обед весь был съеден.
- Куда же вы? Посидите еще со мной и не уходите! - произнесла Миропа Дмитриевна жалобным голосом.
- Не могу, мне еще надобно поразобраться с моими вещами; мундир я тоже думаю заказать здесь, чтобы явиться к Александру Яковличу и поблагодарить его.
Миропа Дмитриевна потупилась, понимая так, что Аггей Никитич опять-таки говорит какой-то вздор, но ничего, впрочем, не возразила ему, и Зверев ушел на свою половину, а Миропа Дмитриевна только кинула ему из своих небольших глаз молниеносный взор, которым как бы говорила: "нет, Аггей Никитич, вы от меня так легко не отделаетесь!", и потом, вечером, одевшись хоть и в домашний, но кокетливый и отчасти моложавый костюм, сама пришла к своему постояльцу, которого застала в халате. Он ужасно переконфузился и бросился было в другую комнату, чтобы поприодеться.
