Орканр поднес Луну к лицу, вырезанному на крышке саркофага, — старик с закрытыми глазами и острым немного задранным вверх носом.
— Это было твоим высшим достижением, старый друг?
Луна пустил слюни, но ничего не ответил.
Змеи стали медленно оживать, извиваясь по стенкам саркофага — Секенру показалось, что их движения странно ритмичны, словно в течение веков, даже тысячелетий, первоначальные рельефы стирались и черная поверхность становилась девственно гладкой, а затем покрывалась новой резьбой. Все это время футляр ссыхался, уменьшался в размерах, и было видно, как он изнашивался, облуплялся, а теперь годы, десятилетия и века расплетались, будто бинты, которыми была спелената древняя мумия.
Орканр знал, что медленно и постепенно, по мере того, как время отшелушивается от саркофага, он будет открываться.
Он называл столетия, одно за другим, отдавая им приказы. Змеи, извиваясь, продолжали ползти. Наконец что-то внутри щелкнуло. Орканр поднял Луну левой рукой, а правой осторожно открыл крышку гроба. Футляр мумии едва заметно завибрировал, как только он прикоснулся к нему.
Орканр отступил назад, а из саркофага повалил черный дым — его клубы заполнили весь склеп. Но у дыма не было запаха. Мы не кашляли. Этот был не дым. Это была просто тьма.
Лишь Орканр по-настоящему видел, что происходило потом, он использовал магическое зрение, далеко превосходящее зрение обычного человека. Для Секенра это было нечто расплывчатое, промелькнувшее в мгновение ока.
Живые, мерцающие во тьме змеи обвились вокруг мумии, заменив своими телами ее бинты, они плотно связали ей колени, скрестили руки на груди и запрокинули голову назад в бесконечном беззвучном крике, но ее живые глаза остались широко открытыми, остекленевшими от боли и, как мне казалось, от безумия. Бедняга страдал в течение многих веков — змеи раздирали его на части, но так и не могли пожрать до конца — его агония превосходила любые мыслимые границы человеческого воображения.
Орканр поднял Луну.
— Недостойный сын, смотри же на своего отца, моего верного друга. Ты помнишь?
Луна дико закричал, когда Орканр швырнул его светящуюся голову в саркофаг, подобно старому хламу. Неожиданно проворно скрещенные руки мертвеца резким движением освободились от своих оков. Они схватили Луну и крепко держали его, пока сотни змей не обвились вокруг светящегося лица. У Луны вновь прорезался голос. Он кричал и кричал, пока не задрожали своды, но мумия лишь смеялась, и ее глубокий, рокочущий, как гром, голос был бесконечно ужасным.
Лишь гораздо позже, возможно, столетия субъективного времени спустя, снова наступила тишина. Я смотрел на мир своими собственными глазами. Телом по-прежнему владел Орканр, я оставался лишь пассажиром у него внутри, но видеть я уже мог.
Он зажег пламя на моей ладони и еще долго стоял во тьме, размышляя о чем-то; я не мог постичь его мыслей, хотя понял, что гнев и радостное упоение местью постепенно затухают и новое чувство, чувство сожаления, начинает беспокоить его.
Он нагнулся над саркофагом — пламя на ладони осветило останки трупа. Змеи исчезли. Голова Луны лежала на дне, темная и сморщенная, как пустой мешок.
Орканр дохнул огнем на гроб, уничтожая все, что осталось.
Луна, чьим истинным именем было Декак-Натаэ-Цах, которого мы убили и таким образом поглотили, с диким криком проснулся в моем сознании. Орканр легким движением мысли заставил его замолчать до будущих времен.
Я почувствовал приближение призрака мумии. Я попытался окликнуть его на языке мертвых, чтобы направить к Реке и далее, в Страну Мрака, но Орканр обратился ко мне внутри моего разума:
— Не волнуйся, Секенр. Он знает дорогу. Он и так слишком долго ждал, когда сможет отправиться в путь.
Затем я заметил, что, хотя голова Луны и сама мумия сгорели полностью, превратившись в прах, руки мумии остались. Они свободно плавали в воздухе, и зрелище было поистине умопомрачительным. Пальцы постоянно сгибались и разгибались, словно работал какой-то сложный механизм.
Орканр явно ожидал этого. Я понял, что эти руки были плодом его магии, а отнюдь не случайным явлением, и что ушедший в последний путь, как и все остальные, вовлеченные в эту интригу, тоже был чародеем, и что он был искалечен с помощью магии. Теперь же от него остались одни руки.
