— Потерпи, нам предстоит еще одно дело, — произнес вслух Орканр, обращаясь то ли ко мне, то ли к рукам. Я так и не понял.
Мы шли вдоль берега Реки Смерти, я был в этом уверен. Я слышал плеск волн, шепот призраков в тростниках, биение сердца Сюрат-Кемада — оно пульсировало где-то очень далеко, но я не мог ошибиться.
Как только я снова обрел возможность видеть, я не поверил собственным глазам: громадный зал, обрамленный со всех сторон широкими приземистыми колоннами, похожими на фантастические барабаны. В дальнем конце его горел самый обыкновенный фонарь.
Лишь немного опомнившись, я понял, что руки по-прежнему с нами — они, с вытянутыми вперед пальцами, плавали перед нами в воздухе.
Чуть позже на вершине лестницы, я прослезился при виде поднимавшейся в небо Луны — настоящей, той которую зовут Зеркалом Богини — ее бледный свет струился сквозь высокое окно.
Кровь запеклась коркой у меня на лице. Нос страшно горел.
Руки мерцали прямо перед нами, отражая лунный свет. Пальцы сжимались и разжимались, хватая воздух.
— Осталось совсем немного, — сказал Орканр.
Теперь мы шли по пустому дворцу — пол был совершенно сухим — вдоль длинных коридоров, освещенных неподвижным пламенем. Раз или два я замечал людей: солдат застыл на карауле с поднятым копьем, чиновник в широком синем одеянии — они расплывались и мерцали, такие же бестелесные, как вспышки, возникающие перед глазами в абсолютной темноте.
Действие заговора Луны, остановившего время, постепенно заканчивалось. Я понял, что Орканр подсчитывает, хватит ли нам его.
— Еще совсем немного.
Руки открыли дверь, и мы вошли в тронный зал. Босой, я прошел по гладкому холодному полу среди распростершихся на полу евнухов, стоявших стражников и коленопреклоненных придворных. Я видел госпожу Неку и Тику, но они застыли на месте, бестелесные, как призраки.
Мы поднялись по ступеням к трону Великого Царя Венамона Четвертого. Он в изумлении поднял взгляд, а его тяжелая корона съехала на затылок. Он нас видел. В его глазах отразились испуг и тревога. Непарализованная сторона рта попыталась заговорить, но он успел издать лишь хриплое бульканье перед тем, как плававшие в воздухе руки сомкнулись вокруг его горла. Он завалился вперед, глаза вылезли из орбит, язык вывалился изо рта. Одна из его рук, живая, покрытая старческими пятнами, бессильно схватилась за магическую.
— О Царь, мой повелитель, — сказал Орканр. — Я не знаком с тобой, но твой прадед прекрасно знал меня, как, впрочем и твой дед. Знай же, что с тех пор, как ваша династия начала оказывать помощь и поддержку моим злейшим врагам, вина за все их прошлые преступления легла и на вас. И моя месть неизбежно должна была настигнуть тебя.
Голова царя словно взорвалась — кровь хлынула у него изо рта, носа, ушей, глазниц. А затем голова попросту исчезла, а руки-убийцы слишком быстро, чтобы за ними можно было проследить взглядом, скрылись внутри шеи, как два паука, спрятавшихся в норе. Его тело раскачивалось из стороны в сторону, фонтаном разбрызгивая кровь, слишком изумленное, чтобы понять, что оно уже мертво. Костлявые руки сновали из стороны в сторону. Каким бы невероятным это ни казалось, безголовый король поднялся на ноги, прежде чем из его груди хлынула кровь, с сухим треском лопнули кости, извергая на пол внутренности и куски плоти.
Оставшаяся от царя оболочка рухнула. В воздух вновь взмыли две руки, держащие сердце. На мгновение они застыли. Орканр кивнул.
Руки стремительно унеслись прочь.
— Секенр, — заговорил Орканр внутри моего разума, — теперь я возвращаю тебе твое тело — я вполне удовлетворен и хочу отдохнуть. Я не желаю тебе зла и далее благодарен тебе за то, что ты предоставил мне возможность для мести. Но я предупреждаю тебя — будь бдителен. Другие могут оказаться далеко не столь благородны, как я. Пока тебе необыкновенно везло в этом отношении. Выучись нашему ремеслу, мой мальчик, или в следующий раз тебе не удастся выжить при подобных обстоятельствах.
Я почувствовал, как он погружается вглубь моего сознания, и сразу после этого вокруг меня все закричали, а я ощутил тошноту, слабость и сильнейшую боль. Я упал на изуродованный труп царя и, скатившись по ступеням, оказался на залитом кровью полу; я был в полной уверенности, что умираю, что все мои раны открылись вновь.