Но из тьмы по рябившей воде на меня полился свет, резко дергавшийся вверх-вниз, как бумажный фонарь в руке бегущего. Слуга Смерти в изумлении повернулся. Я поднял голову, собравшись с остатками сил, и увидел Сивиллу, стоявшую на поверхности воды. Она переместилась, встав между мной и Регун-Кемадом. Удар когтистой лапы она отбила отцовским серебряным мечом, начав сражаться из-за меня со Смертью, ее лицо светилось, как только что взошедшая луна зимой, белое, бледное, и даже во тьме каждая его черта просматривалась очень отчетливо.
Все это тоже показалось мне сном, но разница между сном и явью уже утратила для меня значение. Я плыл, как спутанный клубок терновых ветвей среди старых свай и опор, а Сивилла и Бог-Орел кружились вокруг меня в своеобразном танце — идеально подходящие партнеры, они сохраняли равновесие, вцепившись друг другу в запястья, и казалось, слились в единое целое.
Я, конечно же, узнал их. Я когда-то видел их в Арнатисфоне, Городе Тростников, двух танцоров в масках — одного в темном, другого в светлом — исполнявших танец в честь Дитя Терна из ритуала незапамятных времен.
Давайте я расскажу вам о ритуале. Я понял, какие события легли в его основу. Я сам присутствовал там. Я один полностью понял его значение.
— Секенр, — голос Сивиллы раздался внутри моего создания среди мрачных мыслей, полных боли. — Освободись. Дай событиям развиваться своей чередой. Пусть из тебя вытечет священная кровь. Не надо сопротивляться — вместо этого верни все, что ты украл. Оставь себе лишь то, что составляет суть Секенра. Вспомни детство. Вспомни первые буквы, которые ты написал на бумаге. Вспомни детские игры, детские рассказы, все-все-все. Стань мужественным, терпеливым и сильным. Тебе многое пришлось вынести, Секенр. Теперь же вытерпи эту последнюю пытку, и все будет в порядке, как я тебе и обещала.
Я попытался дотянуться до нее, в безумном порыве стремясь прикоснуться к ней, словно это могло утешить меня, придать мне сил, но вместо этого я потерял равновесие — удерживающие меня бревна подломились — и свалился в реку без единого всплеска, погрузившись, как мне показалось, на тысячу лет во мрак и в холод, пока божественная кровь вытекала из меня, и Великая Река вливалась в мои вены. Я видел, как нерожденные звезды плывут рядом со мной, как фантастические подводные фонари. Я видел спящих богов, и их сны напоминали строчки из пьесы, исполнявшейся где-то далеко в ночи, так что я не только не мог увидеть сцену, но и услышать большую часть из того, что они говорят.
Сивилла и Вестник Смерти по-прежнему танцевали вокруг меня свой танец, но я попытался не обращать на них внимания, сосредоточив свои мысли на некой ничем не примечательной личности по имени Секенр. Это напоминало попытку найти одну-единственную каплю в бушующем море.
Но я нашел его, и он помог мне, повел к себе. Я хотел разгневать богов. Я хотел призвать титанов себе на помощь. Я хотел подняться к вершинам магии, но Секенр внутри меня сказал:
— Нет. Не надо. Просто жди.
У Секенра было достаточно сил. Он ждал.
Воспоминания мелькали калейдоскопом, сверкали и исчезали, падая в ничто, как осколки стекла.
Вот маленький мальчик Секенр стоит на крыльце дома и смотрит на Великую Реку, разглядывает множество кораблей, а затем поворачивается, чтобы проследить взглядом за солнцем, садящимся в зарослях рогоза и тростника на бесконечном болоте… Кто-то высокий и сильный держит меня за руку и стоит рядом со мной, наблюдая, как красное небо темнеет, превращаясь в пурпурное, а потом — в черное.
Все. Конец.
Мальчик постарше в компании своих сверстников плывет в лодке среди массивных свай, на которых построен Город Тростников, и наконец добирается до потайного места, где лежит Деревянный Царь, почти погребенный в речном иле. Привязав свои лодки, мы перекусили, сидя между зубцами прогнившей деревянной короны, а потом вырезали свои имена на голове Деревянного Царя. Когда мы плыли обратно, я оглянулся на громадное незрячее лицо навечно погруженное в полумрак теней под городскими домами. И моя детская сущность, и моя спящая сущность надолго задумались над тайной царя. Но ни один из нас не знал его. Таинственный и одинокий, он принадлежал к какой-то другой отдаленной эпохе.
