В последние свои годы великий лорд Бэббидж, не удовлетворенный ограниченными возможностями пара, искал способ поставить на службу вычисления молнию. Его сложные структуры из “сопротивлений” и “емкостей” отмечены явной печатью гениальности, однако они так и остались на уровне первоначальных набросков и все еще далеки от практического воплощения. Более того, многие смеются над этими проектами, считая их стариковским бредом. Но история вынесет свое решение, и тогда, как я глубоко надеюсь, мои “предположения” смогут преступить грань абстрактных понятий и войти в реальный мир.
Хлопали ей жидко и недолго; у Эбенезера Фрейзера, наблюдавшего за ходом лекции из-за кулис, упало сердце. Ладно, по крайней мере, все уже позади, она покидает подиум.
Фрейзер расстегнул никелированные застежки саквояжа ее светлости. Леди Ада уронила в него рукопись, а затем лайковые перчатки и крохотную шляпку с лентами.
– Думаю, они меня поняли! – Ее голос звучал как-то слишком уж бодро. – По-французски все это весьма элегантно, не правда ли, мистер Фрейзер? Французский язык очень рационален.
– Что дальше, миледи? В отель?
– Нет, – качнула головой леди Ада, – сперва я зайду к себе в уборную, эта жара довольно утомительна… Вы не позаботитесь об экипаже? Я скоро подойду.
– Разумеется, миледи.
С рапирной тростью в одной руке и саквояжем в другой Фрейзер сопроводил леди Аду до крохотной уборной, открыл перед ней дверь, опустил саквояж на пол и снова закрыл дверь, оставшись в коридоре. Он знал, что сейчас ее светлость станет искать утешения в посеребренной фляжке, спрятанной в левом нижнем ящике туалетного столика и завернутой – трогательная уловка! – в бумагу.
Фрейзер взял на себя смелость заказать в уборную бутылку сельтерской на льду. Может быть, леди Ада хоть слегка разбавит бренди.
Покинув зал через заднюю дверь, он, по неизбывной привычке, обошел вокруг здания. Обход был довольно длинным, так что трость оказалась весьма кстати. Противно ныл незрячий, закрытый черной повязкой глаз. Ничего опасного Фрейзер не обнаружил, да, собственно, и не ожидал обнаружить.
Не обнаружил он и шофера нанятой для ее светлости машины. Наверняка, этот лягушатник прикладывается где-нибудь к бутылке или болтает с субреткой. А может, попросту перепутал указания, поскольку французский Фрейзера был весьма далек от совершенства. Фрейзер потер здоровый глаз, изучая уличное движение. Дадим парню двадцать минут, а потом будем ловить кэб.
Тут он заметил, что ее светлость несколько потерянно стоит у заднего входа. Кажется, она надела дневную шляпку и забыла саквояж, что было весьма на нее похоже. Фрейзер торопливо захромал к своей подопечной.
– Сюда, миледи. Машина должна быть на углу… Он оборвал фразу на полуслове. Это была не леди Ада.
– Я полагаю, вы ошиблись, сэр, – ответила по-английски женщина и кривовато улыбнулась. – Я – не ваша королева машин. Я – всего лишь одна из ее скромных почитательниц.
– Прошу прощения, мадам, – тронул шляпу Фрейзер.
Женщина скромно потупилась. На ней была муслиновая юбка со сложным – белым по белому – узором, французский турнюр и плотный уличный жакет с высокими плечами и кружевной отделкой.
– Ее светлость и я одеты почти одинаково, – улыбнулась она одним уголком рта. – Должно быть, ее светлость делает покупки у месье Уорта. Высочайший комплимент моему собственному вкусу, сэр, нес-па[154]?
Фрейзер ничего не ответил, вид этой женщины вызывал у него сильные подозрения. Невысокая подтянутая блондинка лет, наверное, сорока, она была одета вполне респектабельно. И все же на затянутых в перчатки пальцах сверкали три кольца с крупными бриллиантами, а мочки изящных ушей были оттянуты броскими серьгами из резного гагата. Над правым уголком рта чернела мушка, а в огромных голубых глазах угадывался, при всей их кажущейся невинности, характерный настороженный блеск. Взгляд опытной дамы полусвета, почти вслух говорящий: “Да я тебя, фараона, насквозь вижу”.
– Сэр, не могла бы я подождать с вами ее светлость? Надеюсь, это не будет слишком назойливым, если я попрошу у нее автограф?
– На углу, – кивнул Фрейзер. – У машины.
