Маруся торопливо вытерла фартуком нос и загремела посудой.
— Устала, дочка? — зашел на кухню Василий Игнатьевич. — Может, в баньке попаришься? Усталость как рукой снимет.
— Мы же не топили, — удивилась она.
— Митя с утра затопил и веники запарил можжевеловые.
— Пойдем, Маш, — показался в дверях Медведев. — Я тебя быстро на ноги поставлю. Будешь как новенькая.
— Пойдем? — удивилась Маруся. — Ты что, предлагаешь мне свою компанию?
— А что здесь странного? — пожал плечами Медведев.
— Ну, если ты этого не понимаешь, вряд ли я смогу тебе объяснить.
— Во-первых, в деревнях испокон веков мужики и бабы мылись вместе. Во-вторых, сам себя никогда по-настоящему веничком не отхлещешь. В-третьих, — невозмутимо перечислял он свои аргументы, — в бане, как в морге, все равны. И наконец, в-четвертых, вдвоем гораздо веселее…
— По-моему, ты пьян.
— А ты чересчур застенчива для эмансипированной женщины, которая не стыдится публично демонстрировать свою наготу.
— Что-то я не понял… — нахмурился Василий Игнатьевич.
— Пока я позировала Крестниковскому, — повернулась к нему возмущенная Маруся, — Наташа написала свою картину: обнаженная женщина, похожая на меня, купается в озере…
— Человек, похожий на Генерального прокурора, — саркастически перебил Медведев. — Это ты!
— Повторяю: я не знала, что она там рисует!
— Вы собирались выставить эту картину в музее!
— Да нет же! Там висит работа Кузьмы!
— А зачем оставили в доме, где ее мог увидеть каждый?!
— Да иди ты в баню!
— Вот ты и иди!
— Ступайте-ка вы туда оба, — предложил генерал. — Так сейчас друг друга в боевом задоре веничками отхлещете…
— Нет! — гордо отказалась Маруся. — Я пойду одна. И прекрасно обойдусь без доморощенных банщиков!
Она собрала кое-какие вещички, прихватила косметичку и отправилась париться. Разделась в предбаннике, зашла в моечную. Ну и жарища! Что же тогда делается в парной?
Маруся приоткрыла дверь. Столбик термометра остановился на отметке восемьдесят пять градусов. Она замотала голову полотенцем и шагнула в пахнущее эвкалиптом пекло.
Едва она устроилась на полке, как в парилку с деловым видом вошел Митя и, не обращая на нее ни малейшего внимания, открыл печную заслонку и плеснул в раскаленное чрево водой из ковшика.
— Ты что себе позволяешь? — закипела Маруся. — Немедленно убирайся отсюда!..
Но тут ее накрыла обжигающая волна горячего воздуха, и стало невозможно не то что говорить — дышать. Митя между тем, покрутив у нее под носом можжевеловым веничком, жестом предложил лечь на лавку, и она сердито повиновалась.
Сначала он просто махал веником, и Маруся чувствовала, как прокатываются по телу жаркие волны, потом она ощутила легкие похлопывания, которые становились все сильнее, и вот он уже хлестал ее, что называется, от души.
— Переворачивайся на спину!
— Митя, все! Больше не могу! Выпусти меня отсюда!
— Пока рано.
— А ты ждешь, чтобы стало поздно? Все, Митя, пощади! Мне уже плохо!
— Сейчас будет хорошо!
Он взял ее за руку, стащил с полки и стремительно увлек за собой в моечную, оттуда в предбанник, потом наружу и дальше, вниз, по горке к ручью.
Маруся и опомниться не успела, не успела даже понять, что именно происходит, как над головой у нее сомкнулась ключевая студеная вода. Это был шок! Она словно взорвалась изнутри и, вынырнув на поверхность, с выпученными, как у рыбы, глазами, судорожно глотала воздух широко распахнутым ртом.
Но он уже выдернул ее из воды, столь же молниеносно вознес на горку и, вернув в исходное положение на полке в парилке, поддал парку.
— Мить, ты что творишь? — захлебнулась она новой порцией горячего воздуха и даже лицо прикрыла от невыносимого жара.
— А что такое? — невозмутимо отозвался он, вновь орудуя веником.
— Нас же могли увидеть! Из-за картины скандалил, а тут…
— Да кто увидит-то? Дачников еще нет, а деревня в это время спит без задних ног.
— Ну, мало ли. Случайный прохожий. И потом, ты должен был предупредить! У меня чуть сердце не остановилось!
— Но не остановилось же!
— Ты не инвестор, — догадалась Маруся. — Ты убийца!..
— Пойдем, я потру тебе спинку, замолю свои грехи…
Они вышли в моечную, и Маруся нежилась под его руками, вдыхая аромат жасминового геля. Из мира грез ее вырвало ведро ледяной воды, которое Митя хладнокровно вылил ей на голову.
