Наверное, это можно было считать хорошим знаком – жрец не отверг подношение чужака, не выбросил его… хотя и пробовать тоже не стал.
«И я бы не стал, – сказал себе пилот. – Вполне естественная осторожность. Давай, продолжай, не стой столбом. Даже если ты и Столб!»
– Свен, – сказал он, глядя на коренастого, и похлопал себя по груди. – Я Свен. А ты? – он повернул ладонь к своему визави и выжидающе замолчал.
В ответ коренастый произнес какую-то длинную фразу, состоявшую, казалось, из одного-единственного слова. И слово это Торнссон не понял.
Однако сам факт, что на него вроде бы не собирались нападать, сбивать с ног и заламывать руки, придавал ему силы и подталкивал к новым действиям.
Показав рукой на отверстие в потолке, над чашей, пилот произнес:
– Марс. – Потом показал на себя: – Я… – Помахал руками, как крыльями: – Прилетел… -Вновь показал на отверстие: – С Марса. Марс. – Потыкал пальцем в пол: – Сюда.
И вновь в ответ последовала длинная, с разнообразными скачущими интонациями тирада – и вновь, увы, совершенно непонятная. Закончив ее, коренастый выставил указательный палец с длинным ногтем – на пальце поблескивало широкое, серо-белое с черными пятнами каменное кольцо (у одной из подруг Свена было похожее, она говорила, что это не просто обсидиан, а «снежный обсидиан», очиститель тела от разного негатива) – и приблизил его к плоской коробке фонаря, висевшей на груди пилота.
Это могло быть расценено двояко: и как желание вновь увидеть вспыхивающий свет, несравнимый с тусклыми факелами и неярким костром, – или же как желание стать обладателем удивительного устройства.
«Ах ты, смуглолицый брат мой… – Торнссон был в затруднении. – Хочешь, чтобы я подарил тебе фонарь? А потом тебе приглянутся мои часы, мой комбинезон, мои ботинки… И рация – хотя какой тебе прок от рации? И нож. И зарежешь ты меня этим ножичком, принесешь в жертву своему солнечному богу…»
Наверное, отказывать жрецу все-таки не стоило – вдруг этот отказ будет воспринят как страшное оскорбление? Но, с другой стороны, – не расценят ли согласие расстаться с фонарем как слабость пришельца?
Любой промах мог оказаться роковым – и пилот почувствовал, как на лбу у него выступила испарина. Но нужно было принимать решение – и причем принимать быстро.
Торнссон с юных лет умел быстро принимать решения. За что и уважали его, и считались с ним в родном привокзальном районе Портленда. Видно, была это наследственная черта, перешедшая от далеких предков, от викингов, наводивших страх на Европу, – они зарекомендовали себя решительными парнями, и Столб-Тор гордился своими пращурами.
«А ну-ка, сделаем вид, что поняли тебя именно так: продемонстрируем еще раз работу фонарика. А потом…»
Он уже знал, что сделает потом.
Передвинув пластинку выключателя, пилот направил световой луч прямо в лицо отпрянувшему жрецу, обвел стены и потолок – и выключил фонарь.
И вновь перешел на язык жестов, сопровождая их словами.
Пальцем – себя в грудь:
– Я…
Потом – вокруг:
– Здесь…
Указательный палец поднят, остальные сжаты:
– Один…
Палец вверх, в потолок:
– А там…
Взмахи руками-крыльями:
– Летают…
Кулаки сжаты и разжаты, и вместо кулаков – две растопыренные пятерни. И так, неторопливо, чтобы успели сосчитать, десять раз. Десять раз в полной тишине и при всеобщем внимании сжались и разжались кулаки.
«Считайте, считайте, ребята, – если умеете считать больше десяти, – сколько таких, как я, поблизости, в небесах. Моих приятелей».
Десять раз по десять пальцев – это сотня. Это – сила.
«Только бы поняли, – подумал пилот, обводя взглядом непроницаемые лица. – Вот дьявол, словно маски нацепили… Сообразили – или не дошло?»
Был у него и запасной вариант. Если ситуация станет явно угрожающей, эта горстка немолодых людей вряд ли сможет помешать ему быстренько-быстренько покинуть храм. Правда, его бегство, конечно же, будет воспринято как слабость – но лучше все-таки иметь запасной вариант, чем не иметь никакого.
«Вот ведь истуканы! – Пилот нервничал. – Повторить?»
Но повторить Торнссон не успел. С шорохом отворились скрытые каменной чашей двери, и от воздушной струи качнулось пламя факелов и выбросил вверх огненные лепестки почти уже догоревший костер.
