За сутки, прошедшие с того момента, как он переступил порог безлюдного модуля, Маклайн, держась на обезболивающих инъекциях и биостимуляторах, успел загрузить «банку» новой партией золота, законсервировать экскаватор и разобрать транспортеры и реечную дорогу.
Теперь он должен был выполнить категорический, однозначный и не подлежащий обсуждению приказ ЦУПа, озвученный Стивеном Лоу: взлететь с Марса, доставить золото на «Арго», сойти с планетарной орбиты и пуститься в обратный путь к Земле.
Это был очень жесткий приказ. И, наверное, единственно правильный в данной ситуации.
Правильный – с позиции разума, с позиции здравого смысла.
А с позиции сердца, с позиции души?..
Эдвард Маклайн считал себя человеком долга. Всегда считал себя человеком долга. Он просто обязан был выполнить возложенную на Первую марсианскую экспедицию задачу и не подвести тех, кто доверил ему руководство этой экспедицией. Выполнить – за себя и за всех остальных, кто вместе с ним отправился к Марсу.
И была надежда на то, что если он приведет «Арго» к Земле – состоится вторая экспедиция.
Только бы они были живы…
Эдвард Маклайн все ближе подъезжал к лагерю, и в голове его монотонным хороводом кружились невеселые мысли. Целесообразность – или бегство?.. Долг – или все-таки предательство?..
До взлета оставалась всего одна ночь, впереди изготовился к последнему прыжку в небо модуль, а позади застыла черная на фоне темно-красного неба громада Марсианского Сфинкса.
Сгущались сумерки…
Даже светофор старался прикинуться Марсом, о котором Стивен Лоу и так не забывал. Лоу на некоторое время отключился от окружающего – и только раздавшиеся сзади нетерпеливые гудки привели его в чувство. Красное око светофора уже превратилось в большущий круглый изумруд, и Лоу торопливо рванул с места, вдогонку за ушедшими далеко вперед автомобилями, только что стоявшими на перекрестке вместе с его серебристой «тойотой».
Из радиоприемника горохом сыпался речитатив какого-то рэпера, параллельным курсом и навстречу «тойоте» неслись разноцветные автомобильные потоки, и надвигались и уплывали назад величественные небоскребы, сверкая разноцветными стеклами под майским утренним солнцем. Стивен Лоу был уроженцем Хьюстона и любил свой динамичный, запруженный потоками авто, непрестанно растущий город.
Да, непрерывно растущий – и не только ввысь и вширь. Сегодня ночью население этого почти пятимиллионного гиганта увеличилось как минимум еще на одного человека – на маленького человечка. На девочку. Пока еще почти безволосую, с красным сморщенным личиком и голубыми глазенками. Новорожденную звали Оливией, подумать только, такая маленькая, со скорбно поджатыми в скобочку губками – и уже Оливия! – и она была внучкой Стивена Лоу, первой внучкой сорокашестилетнего сотрудника Космического центра имени Линдона Джонсона, который возвращался сейчас из клиники на свое рабочее место – место заместителя руководителя семнадцатой группы Центра управления полетами.
Весь персонал семнадцатой группы вот уже несколько дней подряд не отлучался из ЦУПа. Жена позвонила Лоу в начале шестого утра и сообщила, что Эйлин родила. Нед, зять Стивена Лоу, присутствовал при родах, и тут же, по мобильнику, поделился с тещей радостной вестью. На далеком Марсе командир Первой экспедиции Эдвард Маклайн в одиночку занимался финишными работами, и на связь должен был выйти еще не скоро – и Лоу, с согласия руководителя группы, на всех парах помчался в клинику.
Да, события на Марсе, судя по всему, из первоначальной феерии, которой не так давно рукоплескал весь ЦУП, превратились в трагедию – но он, Стивен Лоу, находясь здесь, в окрестностях Хьюстона, никак не мог повлиять на развитие действия там, в марсианской области Сидония, и его кратковременная отлучка ничуть не усугубляла ситуацию, которая и так была хуже некуда… А не поздравить единственную дочь с рождением ребенка… Разумеется, можно было поздравить и потом – но это все равно, что отметить Рождество в День независимости…
Утренний город еще не захлестнули стремительные потоки авто, и Лоу добрался до клиники быстро и без проблем. Пожал руку зятю; расцеловал дочь и вручил ей роскошный букет; через стеклянную перегородку полюбовался внучкой; сделал комплимент уже приехавшей в клинику жене, сказав, что на бабушку она своим внешним видом ну никак не тянет – и, взглянув на часы, заторопился обратно в Космический центр. Тут просыпался и готовился к очередному обычному дню огромный город, овеянный влажными ветрами, прилетавшими с Мексиканского залива и покрывавшими мелкой рябью неторопливую Сан-Джасинто, стянутую обручами мостов, а за миллионы километров отсюда иные ветры, дующие с просторов давно высохшего древнего океана, гоняли рыжую пыль по равнине Сидония, занося кизеритом опоры посадочного модуля, засыпая глубокий котлован с законсервированным экскаватором…
