И все замолкло.
...Хоронили хана с почестями, но наскоро. Посла московского с женой и детьми посадили на захудалых лошаденок и вытолкали за ворота Казани. Велели передать Москве, что Казань теперь никому не подвластна: ни Москве, ни Крыму.
Посол с превеликими трудностями добрался до Москвы только 3 декабря. Ждал кары за то, что проворонил Беналея и Казань, но отделался легко. Глинский, выслушав его, только плюнул в сторону с досады, махнул рукой: «Иди, мол, не до тебя, слышал, чай, государь во дворце помирает».
3 декабря ночью Василий Иванович умер. Елена Васильевна безутешно плакала; около гроба, насупившись, сидел трехлетний наследник Иван.
Когда Елене донесли про Казань, она тихо ответила: «Бог с ней, с Казанью».
Верный союзнической просьбе Юсуфа, крымский хан Саип-Гирей незадолго до смерти Василия пошел на Рязанские земли, но был отброшен русскими. Думали, что крымцы домой уйдут, но ошиблись. Саип-Гирей повернул войско на Казань. С ним ехали Сафа-Гирей да Кучак-мурза.
Не быть тебе, Казань, неподвластной.
Аказ с Топейкой и Мамлеем живут в русском селе у частного вотчинника Гришки Хлудова. Сунулись было в родные края, да пришлось податься обратно. Встретили земляков из Нуженала, а те рассказали им, что нижегородский воевода дважды посылал в илем своих стражников, которые допытывались про Аказа, Топейку и про какого-то русского парня.
Пришлось подаваться обратно. В вотчине Хлудова им сразу понравилось: кругом леса, глушь, царские слуги сюда и носа не кажут.
Весна в этом году с приходом что-то задержалась: уж русские святую Евдокию отпраздновали, а на улицах сугробы как были, так и остались.
Аказ с Топейкой промышляют Гришке зверя, стерегут его лес. Но обоих мучит тоска по родным местам, и уж с зимы решено: как только просохнут дороги, идти в Нуженал.
Ш
Однажды ушли они на охоту далеко от села, заблудились и вышли к реке Суре. За ней лежали земли чувашей, а там, дальше, их родные леса. Сели на берегу отдохнуть и вдруг на той стороне услышали песню. Ее пела, видимо, чувашка, но напев до боли в сердце был близким и знакомым. Песня лилась тоскливо и заунывно, мелодия ее местами пыталась подняться ввысь, но оттого, что она была тяжела и тягуча, ей не удавалось оторваться от земли, и печальные звуки гасли, поглощенные сырым снегом.
Аказ взглянул на Топейку и увидел в его глазах слезы. В душе всколыхнулась тоска, он понял, что больше ждать невмоготу. Молча кивнул в сторону другого берега, Топейка понял все без слов. Поднявшись, подал Аказу руку, помог ему встать, и оба осторожно ступили на мокрый лед Суры.
Начался долгий и тяжкий путь на родину. Днем идти было нельзя — в лесу снег был рыхлый и глубокий, друзья проваливались чуть не по пояс. Ночью морозцем схватывало верхний сырой слой, и они шли по насту, обходя болота и овраги. Днем жгли костры, сушили обувь и одежду, отдыхали. Кормились охотой. В середине апреля дошли до усадьбы чувашина Магмета Бузубова, с которым в молодые годы Аказ был в большой дружбе. От дома Магметки до Нуженала оставались сутки ходьбы.
Земли Магметки Бузубова бок о бок с Аказовыми. Почти половина чувашской стороны под Магметкиной рукой. Чуваши так же, как и черемисы, от казанцев лихо терпели, гнетом тяготились. Магмет Бузубов встретил друзей радостно. Чувашам такой сосед, как Мырзанай, тоже был не нужен. Раньше, при Туге, если казанцы появлялись на черемисской стороне, чуваши сразу об этом узнавали и, кого нужно, прятали. А теперь этот казанский блюдолиз, мало того, что тайно мурзаков встретит, так еще их же на чувашей науськивает.
Послали за Ковяжем, дали знать о приезде брата на Луговую сторону — Янгину. Решили собраться вместе, а потом уж и действовать.
Магмет съездил на Нужу и Юнгу, но вернулся с неутешными вестями. Мырзанай держит около себя сотню татар, сторонников Туги раскидал по дальним илемам, Аптулата из картов выставил.
Мамлея чувашин утешил: дочь муллы его ждет.
Спустя неделю появился Ковяж, через три дня приехал Янгин.
Посоветовавшись, решили ждать агавайрема — праздника сохи. В эту пору в Нуженале все старейшины соберутся, все люди округа молиться в кюсото придут.
