Слабо шевельнул губами Туга, произнес всего одно слово и снова закрыл глаза, а в шуме старейшины не расслышали того слова. Одним показалось, что Туга назвал Ковяжа, другим — Аказа. А карт Аптулат уверял, что Туга сказал «старшего». И пошел среди старейшин великий спор. Мырзанай, Атлаш и все посланники богатых горло дерут за Ковяжа, а Сарвай, Алдуш и все, кто победнее, кричат: «Аказа!» Аптулат — то за одного, то за другого. И даже Япык голос подает, однако он не старейшина — его не слушают. Кричат старики, того и гляди, в бороды друг другу вцепятся:
— Ты зачем бейскую саблю сцапал?!—кричит Сарвай на Мырынзаная.— Положи на нары!
— Деньги с халатом тоже положи,— рычиг Атлаш. Он хотя и заодно с Мырзанаем, однако жадность мучит — боится, как бы Мырзанай золото и одежду дорогую не присвоил.
Аптулат-карт слушал-слушал, видит, спору нет конца, настала пора к богу обратиться.
— Слушайте, старики! Кончайте крик, я к великому юмо ваш спор понесу. Как он скажет, так тому и быть.
Как только карт ушел, старейшины сцепились снова...
Никто не заметил, как в кудо вошел Мамлей.
— Достойные! Ответьте, ради бога, что здесь происходит?
На Мамлея никто не обратил внимания. Тогда он схватил Ат- лаша за локоть и крикнул:
— Да перестаньте вы!
— Ну, ты, суас!>[8]—Атлаш оттолкнул Мамлея.— Не суйся не в свое дело!
Возглас Атлаша отрезвил ссорящихся. Эшпай отпустил рукав Мырзаная, за который только что уцепился:
— Мамлейка! Ты? Откуда?
— Меня послал Аказ. Узнать, не появилась ли Эрви в илеме?
— Где он?
— На берегу Юнги. Всю ночь Эрви ищет.
— Так он еще не знает ничего. У нас беда — смертельно ранен Туга. Может быть, до полудня не протянет.
Надо скорое сказать АказуІ—воскликнул Мамлей. И повернулся к двери Мы скоро будем тут!
I п. 11 и ні При ОДИЛ карт, С богом говорить — дело не простое. Наконец он помнился в дверях, сказал:
И і ............................................. подай.... саблю Туге.—Он жив еще.
положи саблю на грудь ему, если правой рукой Туга саблю возьмет, быть, лужануем Аказу, если левой рукой сабли коснется, быть Ковяжу,
Туга без памяти,—возражает Атлаш.—Как можно выбор ему творить? Я не согласен!
Тyra у всевышнего порога,— карт поднял руку с вытянутым
.нем над головой.— Ему теперь бог советы дает.
Раз юмо повелел, надо делать,—сказал Сарвай и положил саблю на грудь Туги.
А я Аптулату не верю,— Мырзанай подошел к двери, как бы собираясь уходить, но Эшпай остановил его.
Не будем спорить. Не ровен час, Туга умрет, не указав, кому великий юмо повелевает передать тамгу и быть главою обоих лужеи. Гневить бога не надо.
— Карт хитрит,— упорствует Мырзанай.— Он знает, что человек правой рукой за все хватается... Он Аказа в лужавуи прочит. А народ Аказа не хочет. Народ сам скажет, кого над собой поставить. Я думаю...
Распахнулась дверь, и в кудо вбежал Аказ. Он склонился над отцом, увидел саблю, сбросил ее на пол. Медленно опустился на колени, уткнул лицо в сложенные ладони Туги. Женщины в углу кудо, молчавшие во время спора старейшин, заголосили. Может быть, слезы сына, упавшие ему на руки, может, крики женщин заставили Тугу очнуться. Он открыл глаза, сказал тихо:
— Думал, не дождусь... А где Ковяж... Янгин?
— Мы здесь, отец,— Ковяж и Янгин склонились к отцу по другую сторону скамьи.
— Не вижу вас... Подойдите поближе... Дайте руки. В глазах туман...
Ковяж и Янгин поочередно пожали Туге руку.
— Пришел конец...
Эти слова будто подхлестнули Аказа. Он вскочил, крикнул:
— Топейка! Скачи в Чалым. Лекаря вези,— и, обратившись к карту, с упреком добавил:—Эх вы! Всю ночь и день делили власть, деньги, а за лекарем не послали... Ты что стоишь, Топейка? Скачи!
— Мне знахарь не поможет,— голос Туги немного окреп, ему вроде бы полегчало.— Аказ, подними меня.
Аказ приподнял голову отца, подложил подушку.
— Вот так. Старейшины, поближе подойдите... Пора прощаться... Жизнь во мне гаснет... Опять кровавый полог застлал глаза...
