- Зачем музей... Музей передает опыт предков потомкам... Уффици, Прадо, Британский, наш Политехнический... А это... Кому... Почему... Зачем...
Голос его разом перешел на сип, он прокашлялся и снова начал говорить об отвлечённых вещах. О моей учебе, о опозорившейся Олимпиаде и еще о чем-то несущественном.
На его счастье отчитываться о поездке ему не пришлось и никто - ни я, ни его дочь, ни его жена, ни разу при нем не вспоминали про Освенцим. Вроде бы все хорошо, но...
Но мы и предположить не могли какая Марка Исаевича ожидает расплата. Пройдет несколько месяцев и в самый разгар Олимпиады умрет, боготворимый им, поэт Высоцкий, что отразится на его лице двумя глубокими морщинами.
Сидим как-то мы с Марком Исаевичем за столом и попиваем красное вино, отмечая какой-то красный праздник. Может Первое мая, а может и Девятое. На улице тепло, значит уж точно не Седьмое ноября и не Новый год. По телевизору бравый певец с военной выправкой и маршальской внешностью чеканит патриотическую песню.
Скучно...
Марк Исаевич, вытащив из консервной банки золотистую шпроту, поморщился и, оставив ее висеть на вилке, произнес
- Вевик (в отсутствии незнакомых людей он звал меня не Вовиком, а Вевиком), Вевик, я тут слышал по «Голосу Америки», что из нашего телевизора изгнали всех евреев.
- Ну... да... - протяжно говорю я, не понимая к чему он клонит, но предчувствуя, что готовится какая-то хохма.
- И, несмотря на него, - он махнул вилкой в сторону экрана с такой силой, что толстая шпрота, сорвавшись с нее, тюкнулась об экран и, оставляя на стекле желтоватый масляный след, поползла вниз прямо по шее певца.
- И, несмотря на него - он повторил снова, ухмыльнувшись шпроте, - они абсолютно правы.
- Почему, Марк Исааевич? - спросил я, так и не поняв хода его мысли.
- Евреев выгнали, а это - ЖИД!
Марк Исаевич работал простым инженером в техническом отделе на автобазе, в двух шагах от собственного дома. Не могу сказать, что он звезд с неба не хватал, но... наверное ему просто всего хватало, что он не считал нужным вести борьбу за свое существование. Его дом не был полной чашей, но, как только ему чего-то хотелось, то оно у него сразу же появлялось.
В те, голодные, годы, в конце 1980-х годов процветала открытая спекуляция на предприятиях. Никто уже так не боялся ОБХСС, как боялись ее, скажем, в начале 1970-х. Сотрудники, имеющие нужные связи, приносили товары на работу, развешивали их хоть в женском туалете и продавали. В такие моменты предприятие замирало. Все, даже те, кому либо ничего не было нужно, либо у кого не было денег, сбегались посмотреть на то, чем торгуют. Руководство глядело на это сквозь пальцы, поскольку им самим также приходилось покупать у тех же торговцев. И они знали, что, если не будут ерепениться, то смогут рассчитывать на значительную скидку, а то и вовсе - на подарок.
И вот тогда, когда все сотрудники техотдела ушли разглядывать очередной «привоз», Марк Исаевич в одиночестве сидел за столом, занимаясь какими-то текущими делами. Неожиданно в отдела вошел один из руководителей предприятия, считающийся не то, чтобы круглым дураком, а так, то что называется, не от мира сего.
Обведя глазами пустое помещение, он громогласно спросил, как бы ни к кому не обращаясь: «А где Любушкина?»
Марк Исаевич, вначале, не обратил на это никакого внимания, поскольку вопрос не был адресован лично ему. Да и смысла спрашивать не было, поскольку каждый сотрудник знал, что если никого нет, то значит все снова собрались в «магазине», как называли большое помещение ленинской комнаты.
Но поскольку вопрос настойчиво повторялся, то Марк Исаевич без тени смущения ответил: «Она под стол залезла, Игорь Сергеевич».
Он сказал это так, даже не шутки ради, а просто потому, что глупые вопросы отвлекали его от работы и он надеялся, что Игорь Сергеевич, уловив в его ответе издевку, поймет несуразность вопроса и уйдет восвояси. Но того, что произошло не мог предположить даже такой шутник, как Марк Исаевич. Руководитель подошел к столу Любушкиной и, постучав по нему, заявил: «Ольга Ивановна, вылезайте! Я вас прошу!» Поскольку никто не вылез, он постучал вторично и повторил свою просьбу. Он бы наверное стучал так до самого вечера, но в этот момент дверь распахнулась и в отдел ввалились сотрудники, в том числе и Любушкина.
