Марина Мнишек - страница 156
Четыре месяца нижегородское ополчение простояло в Ярославле, продолжая собирать силы и снаряжать ополчение всем необходимым для будущей осады столицы. Нижегородский «совет», превратившийся за это время в общеземское правительство – «Совет всея земли», сумел организовать свои приказы по управлению государством, раздавал поместья, верстал в службу новиков.
Стоявшие под Москвой силы пытались в это время взять город «измором». Сделать это было нетрудно, так как голодное время там наступило уже во второй половине 1611 года. Тогда бояре в Москве умоляли короля Сигизмунда III прислать новых воинских людей, потому что «нам верным вашим подданным и рыцерству польскому и литовскому в Москве в осаде долго сидети будет трудно и нужно, и в своих и в конских кормех недостаток и голод великой» [471]. Но и они не могли представить себе, что ждет их впереди. Впоследствии пережившие московскую осаду писали о самых страшных вещах, до которых доходило дело в Москве, в том числе даже о людоедстве. Как вспоминал Иосиф Будило, им приходилось употреблять в пищу котов и псов, «смаковать» шкуры и ремни, жилы от луков, траву, сено, в общем, все, что мог принять желудок. (Щадя читателей, умолчим о некоторых подробностях позорной трапезы московского гарнизона [472].) Архиепископ Арсений Елассонский тоже сообщал, что «все русские и поляки, находящиеся в Москве, гибли, многие от голода, некоторые ели не только мясо коней, но и собак, и кошек, и мышей, и мясо людей» [473].
Осаждавшие Москву отряды ополченцев уверяли поляков, что им неоткуда ждать помощи. Николай Мархоцкий запомнил издевательские слова москвитян: «Идет к вам литовский гетман с большими силами: а всего-то идет с ним пятьсот человек». «Они уже знали о пане Ходкевиче, который был еще где-то далеко, – продолжает Мархоцкий. – И добавляли: “Больше и не ждите – это вся литва вышла, уже и конец Польши идет, а припасов вам не везет; одни кишки остались”. Так они говорили потому, что в том войске были ротмистры пан Кишка и пан Конецпольский» [474].
Сжалившись, король все же направил на помощь «рыцарству», сидевшему в Москве, литовского гетмана Яна Карла Ходкевича. Дальнейшая судьба московского гарнизона зависела от того, сумеет ли гетман пройти туда с собранными продовольственными запасами.
У Ивана Заруцкого было достаточно времени убедиться в том, что приход земских людей не сулил ничего хорошего ни ему лично, ни Марине с сыном. По известию «Нового летописца», Заруцкий попытался даже подослать наемных убийц в Ярославль для покушения на князя Дмитрия Пожарского. Эти сведения подтверждает и автор «Пискаревского летописца»: «Ивашка Заруцкой прислал в Ярославль, а велел изпортити князя Дмитрея Пожарского и до нынешняго дни та болезнь в нем» [475]. Глава земского ополчения князь Дмитрий Михайлович Пожарский остался жив, и сбор сил для похода на Москву продолжился.
В конце июля 1612 года Заруцкому стало известно о том, что основная земская рать во главе со стольником князем Дмитрием Михайловичем Пожарским двинулась в Москву. Он покинул подмосковные «таборы» и вместе с казаками ушел в Коломну. 28 июля (7 августа) 1612 года Иосиф Будило записал в своем «Дневнике»: «Заруцкий, боясь бояр из войска Пожарского, которые считали его изменником, ушел от Трубецкого в Коломну и, взяв там царицу – жену Дмитрия, ушел с нею в Михайлов» [476]. Сходное известие о движении Заруцкого в Рязанскую землю содержится в «Новом летописце»: «Заруцкой же, слышав под Москвою с своими советники, что пошол из Ярославля со всею ратью князь Дмитрей и Кузма, и собрався с казаками с ворами мало не половина войска ис под Москвы побегоша. И пришед на Коломну Маринку взяша и с Воренком, с ее сыном, и Коломну град выграбиша. Поидоша в Резанские места и там многу пакость делаша. И пришед, ста на Михайлове городе» [477]
