«Что-то не то в этой версии, непосредственно связывающей смерть Якоба и Марьи Альбин с правыми, — думал Алекс. — Я просто никак не пойму, что именно».
Раздраженный, он продолжал листать бумаги. Орудие убийства в данном контексте представлялось примечательным. Оно явно было частью коллекции оружия, которую Якоб Альбин хранил в доме, записанном на дочерей уже много лет назад. Не было оснований подозревать, что охотничий пистолет почему-либо не входил в коллекцию: просто оружие в какой-то связи прихватили из дома на Экерё. Это сделал либо сам Якоб Альбин, либо убийца. В семье Альбин лицензия на оружие была только у Якоба. И оружейный шкаф имелся только в доме на Экерё.
Мог ли Якоб Альбин забрать пистолет, почувствовав опасность? Алекс так не считал. Было очевидно, что никто особо не принимал угрозы Тони Свенссона всерьез. В то же время другие вещи требовали объяснения. Алекс достал пачку фотографий, которые они сделали на Экерё.
На самом доме — никаких повреждений. Никаких следов на снегу, ни отпечатков ботинок, ни колес.
Пульс Алекса участился. Свежий снег. Снегопад начался две недели назад. После наступило длительное похолодание. А когда они с Юаром побывали там в четверг, снег был не тронут. Даже если учесть, что снег падал пару раз и после похолодания, его бы не хватило, чтобы скрыть уже имевшиеся следы обуви или колес. Значит, оружие было забрано до того, как Якоб Альбин получил известие о смерти старшей дочери, до того, как у него появились причины покончить жизнь самоубийством. Если исходить из того, что пистолет был забран с Экерё для того, чтобы убить Якоба и его жену, напрашивается вывод, что забрал пистолет не Якоб, а кто-то иной.
Значит, человек, забравший пистолет, имеет доступ к дому, точнее говоря, ключи от него, потому что ничто не указывало на взлом. Либо этот человек должен быть весьма умелым взломщиком, сумевшим запереть дверь за собой. Что, в свою очередь, снова наводит на мысль о шайке Тони Свенссона.
И вот еще дочь Юханна. Подбросившая трагическую новость отцу и смотавшаяся за границу. Исчезнувшая, как призрак, со всех семейных фотографий в доме на Экерё. Не отвечающая ни по телефону, ни по электронке.
Звуки в коридоре нарушили мысли Алекса. Неожиданно на пороге появился Петер.
— Привет, — удивленно сказал Алекс.
— Привет, — ответил Петер. — Не рассчитывал найти здесь кого-нибудь.
— Я тоже, — сухо отозвался Алекс. — Вот сижу, пытаюсь разобраться в деле Альбинов.
Петер вздохнул.
— Я тоже хотел этим заняться, — сказал он, избегая смотреть Алексу в глаза. — Дети у Ильвы, и я…
Алекс кивнул. Как тут много сломанных судеб. Как часто не хватает сил и на работу, и на семью. И как часто мужчины и женщины отдают предпочтение первому.
Он откашлялся.
— Я уверен, что нам следует снова повидаться с Рагнаром Винтерманом, — сказал он. — Пойдешь?
Петер поспешно кивнул.
— Конечно, — сказал он. — Я тут подумал о чете Юнг, которые нашли Альбинов во вторник.
— Да?
— Нам следовало бы допросить и их тоже. Расспросить о том конфликте несколько лет назад, заставившем их меньше общаться.
Алекс почувствовал облегчение. На субботу работы хватит.
— Кстати, мы нашли лечащего врача Якоба Альбина? — спросил Петер, в то время как Алекс поднимался, чтобы снова надеть куртку.
Его вопрос напомнил Алексу о сообщении, полученном им накануне вечером, о котором он уже успел забыть.
— Черт, конечно, — ответил он. — Он вчера вышел на нас, поздно вечером. Был в отъезде и вернулся лишь вчера. Правда, для начала он прислал факсом выписку из истории болезни.
Петер вышел поискать факс у Эллен и вернулся с тонкой стопкой бумаг.
— Вот, — сказал он и протянул Алексу свою находку.
Алекс быстро пролистал ее. Поверх документа психиатр написал пару строк от руки:
«Сожалею, что меня было сложно найти. Пожалуйста, свяжитесь со мной по указанному ниже мобильному номеру. Считаю важным без промедления связаться с полицией по этому поводу. С уважением, Эрик Сунделиус».
Петеру стало жарко в верхней одежде.
— Пойдем спустимся вниз, к машине, — сказал Алекс. — Я позвоню ему по дороге.
Эрик Сунделиус ответил уже на втором гудке. Алекс извинился, что звонит так рано. Не было еще и десяти, и большинство в это время, скорее всего, еще спали.
