Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 41

И Маргарита тоже следовала нормам, требуя сдержанности: женщины нуждались в таковой, когда шли на внебрачную связь, поскольку более всего опасались потерять честь и доброе имя. Тогда эти понятия имели в высшей степени социальный характер. Женщина считалась скомпрометированной не тогда, когда питала любовь к другому человеку, кроме мужа, а когда плотское удовлетворение этой любви становилось достоянием гласности: если любовников заставали, если любовник хвастался, если его видели выходящим из комнаты его красавицы… После этого ее уделом мог стать позор, а часто и наказание, и все это одобряли. Однако королева Наварры была в неоднозначном положении. Прежде всего потому, что наказания она не боялась: наказать ее был вправе только муж, а он этого не делал, в меньшей степени из соображений выгоды, а в основном — из-за равнодушия, поскольку чувство чести было у него не очень развито. Так что она могла следовать собственным склонностям, которые не побуждали ее — и никогда не будут побуждать — таиться. Бюсси был достоин ее, она достойна его: так зачем было стыдиться благородного чувства, которое осуждали только общественные условности, тогда как поэты его воспевали, вся литература возносила до небес, тогда как ее отец и дед жили с любовницами на виду у всех? Если Маргарита не добилась от Бюсси покорности, хотя могла это сделать, будучи выше по социальному положению, то, надо полагать, лишь потому, что нескромность молодого человека по-настоящему не смущала ее.

Кстати, похоже, что, как некогда Диана де Пуатье, побуждавшая короля-отца Маргариты носить ее цвета, она тоже осыпала любовника подарками — знаками любви, шарфами, муфтами, — которые в той же мере символизировали ее власть над ним, в какой выражали привязанность. Во всяком случае, так можно понять некоторые места в сочинении Брантома, которые нуждаются в истолковании, потому что мемуарист поклялся никого не «скомпрометировать» и поэтому не называл своих героев по именам; анализ этих мест надо проводить осторожно, по сравнение его текста с текстом Маргариты почти не оставляет сомнений. Он был знаком, — пишет он во второй книге своих «Галантных дам», — с одной «знатной дамой, каковая была великодушна и щедра [на подарки], ибо скромнейший из шарфов и знаков милости, какие она дарила тем, кто ей служил, стоил пятьсот, тысячу и три тысячи экю, и на них было столько шитья, столько жемчуга, столько украшений, непонятных цифр и букв и прекрасных узоров, что не было в мире ничего красивей». Очень похоже, что эти «непонятные буквы» имели отношения к сочетаниям «XX» и «YY», из-за которых поссорились Бюсси и Сен-Фаль и которые, таким образом, могли быть вышиты Маргаритой собственноручно. Брантом продолжает сообщать ценные подробности амурных привычек королевы (если речь идет о ней), уточняя, что эта дама по преимуществу предпочитала такие хорошо заметные дары «денежным подаркам, [которые] подобают скорей вульгарным женщинам, каковые дарят их своим ухажерам, чем знатным и достойным дамам»[138].

Похождения Бюсси не прекращались. Через месяц, пишет Брантом, его уже «сочли было убитым однажды ночью, когда он покинул Лувр и направлялся домой. […] На него напало двенадцать молодцов». Маргарита, со своей стороны, сообщает, что его сопровождало «15–20 дворян», что его враги «решили напасть на него с двумястами или тремястами людьми» и что в конечном счете его атаковали солдаты, «разделившиеся на пять или шесть отрядов». К счастью, нападавшие ошиблись: они рассчитывали опознать его по сизой (переливчатой) перевязи, которая поддерживала его руку, но перепутали его с одним из его дворян, тоже щеголявшим похожей перевязью, но «их перевязи сильно отличались, ибо у него она не была так богато украшена, как у Бюсси», — очень любопытное уточнение, которое может быть только замечанием вышивальщицы, претендующей на то, что ее работа лучше некоего заметного предмета, принятого за ее работу… Один из спутников Бюсси, ускользнувший из засады, добрался до Лувра, «крича, что Бюсси убивают», отчего у герцога Алансонского немедленно возникло желание прийти к нему на помощь. Маргарита, которую эта «тягостная новость» ужаснула так же, как и его, поспешила помешать ему выйти из замка, а Екатерина даже «приказала привратной страже никого не выпускать, желая оставаться с ним до тех пор, пока не выяснится правда». Утром, продолжает мемуаристка, помня этот случай так хорошо, словно он произошел вчера, Бюсси — «которого Господь оберег чудесным образом от этой опасности», которого это «происшествие, казалось, не взволновало», потому что «его душа не была чувствительна к страху, и рожден он был, чтобы наводить ужас на своих врагов, приносить славу своему господину и быть надеждой своих друзей», — «отправился в Лувр с таким храбрым и счастливым видом, словно это покушение было турниром для удовольствия». Но королева-мать «посоветовала […] на время удалить Бюсси от двора. На что мой брат дал согласие, поскольку и я умоляла его сделать это». И этот кавалер уехал «в сопровождении самого лучшего дворянства двора».