Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 43

Удрученный король тем же вечером признался в своем затруднительном положении герцогу де Монпансье: этот отъезд, — писал он, — «причинил мне такое огорчение, что большего я не мог и предвидеть»[145]. Маргариту тоже снедали тревоги, и на следующий день она заболела: «После отъезда брата я проплакала всю ночь; наутро мои волнения вызвали столь сильный насморк и так отразились на моем лице, что я слегла с серьезной лихорадкой и была вынуждена несколько дней провести в кровати, одолеваемая болезнью и грустными мыслями». Мемуаристка, путая отъезд брата с отъездом мужа (который произошел только через несколько месяцев), забывает сказать, что никоим образом и не могла бы выйти из покоев: «Королеве Наваррской и принцессе де Конде, — сообщает английский посол, — запретили покидать Лувр по причине подозрений в поддержании дружеских отношений с Месье»[146].

Однако Екатерина рассчитывала на дочь в переговорах, которые начала с Алансоном; в постскриптуме одного письма королю она отметила: «Я напишу Вашей сестре, чтобы упростить торг»[147]. К сожалению, неизвестно ни то, что она предложила, ни об участии Маргариты в переговорах — если такое участие имело место. Во всяком случае, 24 сентября королева-мать решила выехать вдогонку за сыном и пока довольствоваться тем, чтобы не допустить соединения его отрядов с отрядами немецких наемников; но Алансон непрерывно перемещался в поисках новых войск…

Тогда-то и случилось событие, очень важное для королевы Наваррской. Вот как парижский хронист Пьер Летуаль рассказывает о нем в своем «Дневнике»: «В последний понедельник октября, накануне дня всех святых, в десять часов вечера капитан Ле Га, дворянин из Дофине, фаворит короля, ездивший с ним в Польшу, был убит у себя и доме в Париже, на улице Сент-Оноре, равно как его камердинер и лакей, несколькими вооруженными людьми в масках, каковые убили их ударами шпаг и кинжалов и не были ни узнаны, ни задержаны. Умирая, он сказал, что его убил барон де Витто, из окружения Месье; однако доказано это не было, хотя подозрения были велики и удар был нанесен весьма продуманно и по приказу извне; тем более что этот надменный и дерзкий миньон, раздувшийся от милости господина, вел себя по отношению к Месье настолько заносчиво, что однажды прошел мимо пего по улице Сент-Оноре, не поприветствовав и не показав виду, что таком с ним, и не раз говаривал, что признает только короля и что повели ему тот убить родного брата, он бы это сделал. Иные говорили, что его велел убить некий вельможа, ревновавший жену». Эту краткую некрологическую хронику Летуаль завершает так: «Правосудие Господне [свершилось] над Ле Га. Этот капитан пролил в Варфоломеевскую ночь столько невинной крови, что не следует удивляться, если, по слову Божию, пролилась и его кровь; и как он заставал иных в постели (чем хвалился), так и он был захвачен врасплох в постели и убит»[148].

Итак, молва называла трех возможных виновников убийства Ле Га — Витто, Алансона или какого-нибудь ревнивого мужа. Версию Летуаля подтверждает тосканский посол. Аламанни сообщает, что Ле Га, умирая, произнес имя Витто, и напоминает, что Ле Га был очень дерзок, публично говорил дурные слова о королеве Наваррской и герцогине Неверской, называя их regine delle puttane [королевами потаскух (ит.)], находился в самых худших отношениях с Алансоном и братьями Монморанси — словом, не уважал никого, кроме короля[149]. Поэтому у него было много врагов, не считая клана Месье. Английский дипломат, со своей стороны, в основном повторяет ту же информацию: «Этой ночью Ле Га, находившийся у короля в таком большом фаворе, был убит у себя дома. […] Кто убийцы — неизвестно, но под подозрением находится барон де Витто»[150].

Брантом по горячим следам приводит больше подробностей: он напоминает, что ссора между Витто и Ле Га была давней. На самом деле Витто убил на дуэли Мийо — близкого друга Ле Га, и фаворит объявил себя смертельным врагом первого. Витто был вынужден бежать из Парижа. «Через полгода он однажды вечером явился к его [Ле Га] постели, где тот лежал, соблюдая диету, вошел в жилище всего с одним из своих людей, оставив двух других у двери, поднялся в его покои, подошел к нему, причем тот при его виде соскочил в промежуток между кроватью и стеной и схватил рогатину для защиты, после чего к нему [к Ле Га] тотчас приблизился второй и нанес два-три удара очень коротким и острым клинком […], оставив его полумертвым»