.
* * *
Эти реальные достижения, хоть пока и очень незначительные на общем фоне исторических исследований, не могут заставить нас забыть: в том, что касается лично Маргариты, итог XX в. — один из самых удручающих. Шестьдесят лет пустой болтовни и мнимых исследований (исключения можно сосчитать по пальцам одной руки) свели на нет существенный прогресс, достигнутый за предыдущий период, и создали между последней королевой Наварры и нами нечто вроде туманной пелены, более плотной, чем когда-либо. Мало того, что широкая публика сегодня знает ее жизнь и произведения не лучше, чем знала публика рубежа веков, но и сами знания о ней как будто деградировали со временем. Биография Марьежоля считается последним словом, произнесенным о ее жизни, и затмила работы Сен-Понси, Лозена и Мерки. Что касается ее творчества, оно по-прежнему ждет своих толкователей и любителей: ее «Мемуары» остаются в чистилище, «Ученое и тонкое рассуждение», как и большая часть ее писем, давно недоступны, стихи так и не изданы… Она по-прежнему «жертва своей нимфомании», как пишет «Малый Робер», а в 1990 г. даже стала одной из самых «раздеваемых» героинь первой — и жалкой — кинематографической интерпретации «Галантных дам».
Редкие приобретения, наблюдаемые в самом конце восьмидесятых, тоже надо тщательно взвесить. Что это — изолированный, временный феномен, запоздалые ответы на вопросы, порожденные подъемом феминистского движения в семидесятых годах, как успехи, достигнутые в конце XIX и начале XX в. в истории знатных дам Старого порядка, соотносились с суфражистским движением 1880-х гг. и были в некотором роде его продолжением? Или мы находимся на пороге настоящей перемены — исторической, политической, эпистемологической, — и готовы наконец увидеть, что в истории Франции были и женщины, стоящие на ногах? Чтобы получить ответ на этот вопрос, понадобятся десятки лет.
Пока что ясно одно: реабилитация Маргариты как великой правительницы и писательницы произойдет не «под колпаком» — и тем лучше. Если ей когда-то наконец доведется, как Генриху IV во времена философов, увидеть «век, достойный ее», она это сделает не в одиночестве и не в ущерб себе подобным, как случилось с ним. Жизнь и творчество подобной женщины будут по-настоящему поняты, лишь когда знатные дамы эпохи Возрождения, роль которых в политической и культурной жизни нашей страны была столь значительной, будут возвращены в наших книгах по истории Франции на причитающееся им место. И это случится не прежде, чем будет достигнут реальный консенсус о разделе политической власти между мужчинами и женщинами в сегодняшнем обществе… Иначе говоря, не прежде, чем на «родине прав человека» случится настоящая революция!
