Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 197

Королева Наваррская, как известно, не выдержала испытания и, главное, постарела; поэтому она уже заслуживает только презрения. Как и прочие женщины того же типа, она «набросилась на наивных юношей. […] Как ни печально, но Маргарита де Валуа докатилась и до этого». В заключение сделан особо глубокомысленный вывод из этого «анализа»: если в высказываниях, сделанных о ней в течение веков, «порицания преобладают над похвалами», «так это потому, что история, довольно снисходительная к женщинам, любившим искренне и верно, более строга к тем, чья жизнь была наполнена одними любовными похождениями»[826]. Конечно, «одними любовными похождениями» наполнена не жизнь Маргариты, а статейка Ла Ферриера, который жалким образом пустился в сомнительные откровения, за каковые ответствен только сам, и при этом уместил в десяти строках фламандский эпизод и обошел молчанием политические услуги, оказанные королевой Генриху IV и Людовику XIII.

Значительное биографическое произведение, которое в 1887 г. посвятил королеве граф Лео де Сен-Понси, резко покончило с этими отклонениями, полностью обновив знания о королеве и изменив представление о ней. Впрочем, «История Маргариты де Валуа» — не просто биография, а обширная историческая фреска, автор которой стремился воссоздать эпоху во всем ее фактическом объеме, возможность для чего дали проведенные к тому времени исследования и корпус изданных или переизданных свидетельств. Кроме того, историк, обладавший безмерной эрудицией, использовал испанские архивы в Симанкасе, к которым уже обращались некоторые из его собратьев, а также документы, которые изучил первым: «Анналы города Тулузы» Ла Фейя, рукописные анналы Иссуара и счета королевы, сохранившиеся в Национальных архивах.

Так, счета Маргариты, которые велись ежедневно, позволили ему уточнить даты и места ее переездов, так же как ее расходы. Она доехала до замка Карла не за два дня, а за пять; она провела там не восемнадцать месяцев, а четырнадцать; она не нанимала д'Обиака, он ей служил добровольно, так же как Линьерак или Марсе; она не выпроваживала маркизу де Канийак с позором, а оставила ее при себе на долгие годы; она жила в Юссоне не в нищете, а сумела сохранить, с горем пополам, небольшой двор. Что касается маркиза, она его просто-напросто подкупила, как свидетельствуют акты, сохранившиеся в Иссуаре. Сен-Понси приводит здесь сокрушительные доводы, особенно в отношении оверньского периода, до тех пор очень малоизвестного, которому посвящает почти двести страниц. Он описывает ее двор и кавалеров, бывавших при нем, приводит список женщин, которые ее окружали, поэтов и музыкантов, которых она содержала, живописует обычаи, усвоенные в Юссоне. Она была настолько щедра к местным жителям, — сообщает он, — что в регионе до сих пор хранят о ней добрую память. Он цитирует свидетельства ее челядинцев, таких, как Дарналь, Корбен или Менар, как и ее друзей вроде трех братьев д'Юрфе, выявляет политическую роль королевы, стоявшей «во главе католического сопротивления» до 1593 г., но сумевшей отойти от Лиги после отречения Генриха. Он возвращает в контекст выступление Брантома против салического закона — «отзвук мнений сторонников Маргариты»[827].

Эти новые сведения побуждают историка активно (иногда слишком, иногда недостаточно) оспаривать «хронику, дорогую сердцам романистов»: романы с Ла Молем и Тюренном — выдумка ее врагов; сказано, что она была любовницей Бюсси, но надо разобраться, какое значение вкладывалось в это слово; она невиновна в убийстве Ле Га, равно как и гонца Жуайёза; несомненно, она отчасти ответственна за «войну влюбленных», но в политическом смысле; у нее никогда не было детей; именно бесплодие и стало «причиной ее опалы», и настолько щедрая женщина не преминула бы поддержать своих бастардов — а ведь ни в переписке, ни в счетах, ни в завещании не сохранилось ни малейшего упоминания об этих мнимых отпрысках… Ответственность за появление этих оскорбительных легенд несут прежде всего д'Обинье, историк «мрачный и мало озабоченный истиной», и Летуаль, «стыдливый гугенот», которого описал Базен; ее, увы, несет Брантом, с восторгом рассказывавший, как ловко обвели Канийака вокруг пальца, и полагавший, что тем самым хвалит хитроумие Маргариты; ее, наконец, несет Дюплеи, сознательно лгавший в интересах государства; ее, конечно, несет Таллеман, «считавший истинным все, что занимательно». А вслед за ними и все историки, рабски воспроизводившие эти сплетни, вплоть до Лаланна, постыдно развивавшего вымыслы «Сатирического развода». «Вникая в детали этой истории, поражаешься цинизму всех этих измышлений, которые передавались из уст в уста, став в некотором роде классическими»