Торжество буржуазной историографии до самой смерти короля-солнца
Интерес к истории и историям как феномен в последние годы XVII в. и в первые десятилетия следующего века еще сохранялся[722]. Правда, сочинения, претендовавшие на связь с действительностью, в большинстве имели форму романов, рассказывали скорей о жизни частных лиц и всё больше обращались к недавнему прошлому. Тем не менее французские историки, интерес к трудам которых подпитывала мода на исторические романы и которые, главное, выполняли волю Людовика XIV всё прочнее внедрять в сознание нации представление о легитимности его власти, с 1680-х гг. тоже снова активизировались. Только в их книгах и можно найти упоминания о Маргарите.
В 1685 г. Мезере издал новую, сильно переработанную версию своей «Истории Франции», где большая часть мест, имевшая отношение к королеве, была переписана[723]. Похоже, историк незадолго до этого перечитал «Мемуары», которым здесь при описании 1574–1575 гг. следует очень близко. В частности, он упоминает интриги Ле Га и мадам де Сов с целью поссорить принцев, донос королю о любовной связи Бюсси и Маргариты, покушение на этого молодого человека, насмешки фаворитов над герцогом и т. д. Однако большинство изменений несет на себе печать тех сорока лет, которые прошли после первого издания. Некоторые новшества обязаны своим появлением знакомству автора с трудом Перефикса, за которым Мезере следует в некоторых местах почти дословно и из-за этого даже пишет чудовищные глупости. Так, он воспроизводит утверждение, что к 1575 г. королева якобы старалась создать союз между Гизом, королем Наваррским и Алансоном. Что касается ее отъезда в Гиень, то историк выдает такой комментарий, взятый непосредственно у предшественника: «Она, отнюдь не склонная жить при муже и считавшая, что оставить великий двор — значит покинуть Мир, сочла себя настолько оскорбленной этим, что принялась изыскивать и создавать все возможности, какие только могла, чтобы за это отомстить»[724].
Путаницу с двумя поездками в Гасконь автор далеко не исправил, а даже усугубил: в 1578 г., — пишет этот историк, — Екатерина увезла с собой дочь, так как ее приезда требовал муж, «не столько из любви, какую питал к ней, сколько чтобы не допустить скандала; король же, который ее не мог терпеть при дворе из-за козней и интриг, которые она ежедневно плела против него в пользу Месье, своего любимого брата, в довольно грубых выражениях приказал ей следовать за матерью и соединиться с супругом». Несомненно, здесь историк следовал Сюлли, который, вспомним, смешал оба периода и «Воспоминания» которого к тому времени были недавно переизданы. Другие мелкие изменения были связаны с политической и идеологической эволюцией, случившейся в течение сорока лет. Например, именной указатель к книге представляет королеву как «Маргариту де Валуа, обычно называемую Королевой Маргаритой», — то есть как в издании «Сатирического развода». Все меньшее понимание автором политической роли, какую могли в прошлом играть женщины, обнаруживается и в комментарии к путешествию во Фландрию, во время которого, — пишет Мезере, — «она хвалится» тем, что нашла союзников брату, «но некоторые полагали, что она старалась более ради герцога де Гиза, чем ради Месье», очевидно, из-за любви; это соображение, конечно, автор опять-таки взял у Перефикса. Ощущается и буржуазное влияние — например, в вымысле, что владелица Юссона якобы посылала прошения о возвращении в Париж, «особенно после того как узнала, что у королевы родилось несколько детей»[725].
Таким образом, на явный собственный антифеминизм у этого историка накладывается антифеминизм предшественника, более скрытый, и в результате он пишет портрет неисправимой паразитки: она «не преминула, чтобы заслужить эту милость [вернуться в Париж], предпринять очень активные интриги с целью раскрыть происки графа Оверньского, о которых послала королю несколько предупреждений» — как будто Маргарита чуть ли не сама сплела заговор Бирона, мадам де Вернйй и графа Оверньского, чтобы получить дозволение покинуть Юссон. Позже «она купила другой [отель] в Сен-Жерменском предместье. […] Там она весь остаток жизни держала свой маленький двор, причудливо сочетая развлечения с набожностью, любовь к литературе с тщеславием, христианское милосердие с несправедливостью». По последнему пункту Мезере снова цитирует Перефикса: «Она не знала, что такое платить долги!»
