Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 164

Менее чем через десять лет, то есть в 1694 г., в атаку на славное прошлое пошел еще один историк — после нескольких хроник, посвященных другим французским королям, он предложил свою «Историю Генриха III». Варийас взялся за этот материал первым последе Ту, чья «История» все еще была напечатана на французском лишь частично[727]. Он принял версию убийства Ле Га, выдвинутую магистратом, просто-напросто переписав у него несколько пассажей и предварив их таким комментарием: «Невозможно догадаться о причинах, по которым Королева Маргарита испытывала к нему неприязнь, а та причина, какую она приводит в начале своих "Мемуаров", неправдоподобна. […] Более вероятно, что Королеву Маргариту настраивала Екатерина Медичи, ее мать», и что она «не могла допустить, чтобы кто-либо другой пользовался большим доверием Генриха III»[728].

Варийас порой обращался с историей очень вольно. Маргарита и Гиз, — изрек он, — были обручены друг с другом с семи лет, но Карл IX, опасавшийся усиления могущества Гизов, уготовал сестре участь приманки с целью устроить резню гугенотов; первое утверждение здесь вымышлено, второе, столь же ложное, имеет источником «Пробуждающий французов» через посредство «Сатирического развода». Не побоялся он и объяснить отъезд королевы от французского двора в 1578 г. смертью фаворита Генриха III — даром, что тот погиб тремя годами раньше: «Король, раздосадованный потерей Ле Га, заставил королеву Наваррскую уехать к мужу». Наконец, мы видим, как запросто он отметает сомнения Мезере насчет виновности Маргариты в убийстве гонца Жуайёза в 1583 г.: этот гонец, — утверждает он, — вез депешу, содержавшую «некоторые сведения, имевшие отношение к ней»[729]; вот она и велела его убить, и потому содержание его послания так и осталось неизвестным!

Тем не менее историк, храня верность идеалам XVII в., то есть осуждая поведение Генриха IV, в противоположность Перефиксу, сводит провинности королевы к минимуму. Если в 1582 г. она пожелала вернуться во Францию, то потому, что «король Наваррский […] только и думал, что о развлечениях, крутя любовь направо и налево». Главное, что Варийас принадлежит к безусловным почитателям мемуаристки: она оставалась в оверньском замке Карла «до конца гражданских войн и как раз там написала свои "Мемуары", изложенные с немалым изяществом, от которых сохранилась лишь первая часть, словно бы нарочно ради того, чтобы удвоить у любопытствующих печаль из-за утраты остального»[730].

Последний историк, который задержит здесь наше внимание, Пьер Бейль, тоже в некоторых отношениях принадлежит к XVII в., хотя обычно его представляют, и обоснованно, как новатора в историографии. Его огромный «Исторический и критический словарь», написанный на рубеже веков, выдержал несколько изданий, и каждое было объемней прежнего. В первом, датированном 1697 г., комментариев о Маргарите очень немного. Статья «Генрих IV» сообщает, что «обе женщины, на которых он поочередно женился, на последней — при жизни первой, принесли ему массу огорчений. Он это заслужил». Примечание уточняет: «В отношении Маргариты де Валуа это еще остается подтвердить, так что приводим подтверждение только касательно Марии Медичи»[731].

Зато издание 1715 г. — последнее, которое переработал сам Бейль, — содержит два важных комментария, посвященных королеве. Первый находится в статье «Наварра» и начинается достаточно сурово. Сославшись на разговор, который Маргарита имела с отцом незадолго до его смерти, историк утверждает, что поймал ее на лжи насчет возраста: она родилась в 1552 г. (как думали все со времен Коста), а Генрих II умер в 1559 г., значит, ей было шесть-семь лет, а не «четыре-пять», как пишет она в «Мемуарах»: «Очень странно, что дочь короля Франции не знала, когда родилась, смещая эту дату почти на два года!» Он осуждает такое кокетство в принцессе: по его словам, это простительно мещанке. Что касается невинности королевы к моменту свадьбы, об этом не может быть и речи, и «ее рассказ неверен», поскольку весь двор тогда был развратным. Однако в дальнейшем тексте суждения смягчаются, и тональность становится менее суровой. «Признаем, что те, кто столь порицал супружескую снисходительность этого государя [Генриха IV], должны понимать: не было мужчины, менее достойного иметь верную супругу, нежели он. […] Чтобы король, глава большой партии, выстоявший против Гизов и всего французского двора, удалялся в баню с девицей, которую обрюхатил! […] да это низость хуже буржуазной»