* * *
Таким образом, семьдесят лет, прошедших после смерти Маргариты, стали важным этапом в формировании ее посмертной репутации. Публикация ее «Мемуаров» оживила память об этой фигуре, еще знаменитой, и сохранила на весь период. Это произведение познакомило публику с важной страницей истории предыдущего века и со всей первой половиной биографии автора. И мемуары ее современников тоже сообщили важные сведения о тех отрезках ее жизни, которых ее книга не затронула. Автор первого биографического исследования попытался подытожить то, что уже стало известно, и создать более цельный образ, хоть еще и незавершенный. Теперь стало немного больше известно о ее детстве, юности, о политической роли во взаимодействии с Алансоном, об оскорблении, какое ей нанес Генрих III, о ее помощи Генриху IV.
Однако свидетельства, накопившиеся о Маргарите, еще не дали возможности полностью ее понять. Становясь поочередно воплощением сильной женщины, просвещенной монархини, интриганки, влюбленной, королева годами пряталась за этими разными образами, одни из которых противоречили другим, обнаруживая то здесь, то там какие-то подлинные или вероятные грани ее личности. Вокруг ее памяти в 1630-х и 1640-х гг. шла борьба, и не ради «исторической правды», как говорил Дюплеи, а ради выяснения того, уместна или вредна политическая активность женщин, — этот спор, может быть, никогда не был ни столь ожесточенным, ни столь предметным, но Маргарита отношения к нему не имела. В следующем десятилетии оппоненты примирились: возник романтический образ, как будто включивший в себя и любовную, и политическую составляющие, но он скорей отвечал чувствам аристократии, уже отстающей от времени, чем позволял постичь исчезнувший век. Впрочем, примирение оказалось недолгим, и в 1660-х гг. в результате беспрецедентного укрепления буржуазной идеологии атаки возобновились.
Однако появление моды на галантность смешало карты. Галантность, связанная с упадком дворянства, стала одним из отличительных признаков последнего, и критики дворянства ее осуждали, а те, кто мечтал войти в его состав, — имитировали. В то же время былое противостояние женоненавистников и феминисток, ведших спор о распутстве и добродетели женщин, хотя в течение века оно имело вид борьбы врагов великих мира сего и их сторонников, начало сходить на нет. Спор о женщинах затухал, знаменитых героинь французской истории больше не славили, и даже сам этот конфликт как будто уже не осознавался[720]. Впрочем, по мере того как уходило поколение фрондеров[721], отмирала вся политическая память дворянства, притом что Людовик XIV продолжал обуздывать подданных и королевство.
