Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - страница 140

Жан Дезистриер, Жан Дарналь и Жак Корбен тоже бросились писать различные панегирики своей настоящей или будущей покровительнице. Первый, простодушно признавшись в посвящении, что «желает обратить на себя внимание», довольно вялым слогом воспел красоту Маргариту, не побоявшись вдаваться в подробности, хотя и не выходя за рамки самых классических канонов. Таким вот образом:

В последующие годы художники и интеллектуалы, поощряемые королевой, посвятили ей впечатляющее множество самых разнообразных произведений. Поэты, драматурги, философы благодарили ее за помощь и за интерес к их трудам, но это делали также теологи, ученые, переводчики, моралисты, в то время как ее протеже, которых становилось все больше, писали сочинения в ее честь. Произведением, которому здесь предстояло вызвать наибольший резонанс, была, конечно, «Астрея» овернца Оноре д'Юрфе, которая начала печататься в 1607 г. и публикация которой растянулась на несколько лет[647]. Королева выведена там в образе Галатеи, нимфы, царствующей в Изуре, который отделяет счастливые рощи пастушков и пастушек от Марсийи, воплощающего двор с его интригами. Ее любят Линдамор и Птолемас, но она влюбляется в героя Селадона, которого спасла из вод Линьона, куда он в отчаянии погрузился, однако для него она — искушение. После многочисленных интриг она наконец выходит за прекрасного Линдамора…

Галатея была всего лишь одним из очень многочисленных персонажей этого нескончаемого романа, чрезвычайно символического, написанного в неоплатоническом духе и предлагающего читателям долгие рассуждения на темы любовной страсти, человеческого предназначения, нравов, политики и преимуществ удаления от света в беспокойную эпоху. Тем не менее влияние, оказанное на роман королевой, было сравнительно сильным, ведь действие происходит невдалеке от тех мест, где Маргарита провела столько лет и где она делилась размышлениями о Фортуне, намного больше, конечно, вдохновляясь собственной судьбой, чем судьбой автора. Кстати, о том, что Галатея — это Маргарита, были в курсе современники королевы далеко за пределами ее парижского двора. Все знали о ее оверньском изгнании, все узнавали ее в знатной даме, влюбленной в красоту, которая была сама себе хозяйка и царствовала над своим двором. В различных парижских кругах, как и в Лувре, не было никого, кто не слышал бы о двадцатилетней дружбе, связывавшей королеву с автором романа, и поговаривали, что в образе Линдамора мог изобразить себя сам Оноре д'Юрфе.

Еще несколько лет, последних в жизни Маргариты, резко отличались от предшествующего периода, и для них было характерно некое единодушие в отношении к ней. Скандальные слухи прекратились, уступив место разговорам лишь о ее благодеяниях, ее дружбе с дофином и блеске ее приемов, словно бы строительство ее особняка стало в глазах сограждан ее последним безумством. В столице привыкли к ее присутствию и не раз имели возможность наблюдать, как она способствует стабильности режима, когда возобновились волнения и когда принцы крови вступили в новую стадию борьбы с Короной[648]. «Французский Меркурий» упоминал королеву лишь с тем, чтобы отметить ее роль в расследовании убийства Генриха IV, достопамятный бал, который она устроила в 1612 г. для герцога де Пастраны, и ее действия в 1614 г. ради возвращения принца Неверского в королевский лагерь. Эта хроника ни разу не отозвалась о Маргарите неуважительно.