* * *
Пошел дождь — первый после этого лета. Он прекратится ненадолго, а потом пойдет снова, и так будет всю зиму — пока вся пыль не превратится в жидкую грязь, пока не заплесневеют мешки с маниоком, пока одежда не отсыреет в каждом доме.
Марат медленно поднялся на ноги. Тело плохо его слушалось. Он понял, что впервые в жизни по-настоящему близок к смерти. Подросток пересек дорогу, дотянулся до своего брошенного рюкзака, но осознал, что не сможет его поднять, и уж тем более повесить за спину. Он опустился на колени, разворошил вещи. Пуля пробила алюминиевую миску и застряла в ворохе одежды. Марат вытряхнул разбитый кусочек стали на дорогу. Пуля была ему не нужна. Он искал одну-единственную вещь, которая могла помочь ему спасти свою жизнь. И он ее нашел. Мешочек с ногтями и волосами.
Марат тяжело поднялся. Свой скарб он бросил под дождем в грязи — все это теперь ничего не стоило. Шатаясь, он плелся по затянутым пеленой улицам. Влага мгновенно впитывалась иссохшей плотью мира: дорога начала разбухать, воздух заполнился душным паром. Капли дождя стекали по коротко стриженой голове подростка и повисали на ресницах. Марат почти ни о чем не думал. Он просто шел, шаг за шагом. Жгучая боль в спине. Головокружение. Захлебывающийся ритм сердца. Дыхание, полное сырого воздуха.
Марат очнулся от забытья, когда пришел к дому Намон. Он понял, что стоит перед калиткой и сжимает в руках мешочек со своей жизнью. Мешочек промок, но Марату было все равно. Если надо, ведьма высушит его волосы.
Он вошел во двор и увидел ее. Намон, как обычно, работала на открытой веранде своего дома. Она собирала шесть гри-гри, универсальных талисманов-оберегов. Работа требовала времени. В каждом гри-гри должен жить лоа, но чтобы он залез в мешочек, его нужно уговорить. Все шесть духов уже пребывали над доской Ифы. Ведьма чувствовала их тяжелые взгляды на своих руках. Она могла бы просто загнать духов в их новые жилища, но знала, что тогда гри-гри станут злыми. А ей нужно было согласие.
На столе между Намон и доской Ифы была разложена куча мелочей. Порошки. Пепел. Кусочки дерева, камни, зубы и всякие странные штучки, которые ведьма всю жизнь подбирала с земли. Сейчас ее пальцы коснулись обломка костяной детской свистульки. Она почувствовала, как усилилось внимание одного из лоа, и бросила предмет в его будущий мешочек. Дух заколебался, но за свистулькой не пошел. Нужно что-то еще. Может, прах банановой кожуры? Нет. Лоа не согласен.
— Сушеное ухо волка? — спросила ведьма.
Тишина. Что же еще ему предложить? Намон подняла глаза и увидела Марата. Она сразу поняла, что с подростком что-то не так. Он двигался, как сломанная кукла.
— Подождите, милые, — попросила старуха у духов. — Обещаю, что до вечера снова вас позову.
Лоа ушли — вернулись в мир и в тело Великого Мастера. Намон смотрела, как Марат взбирается по ступенькам крыльца, потом поняла, что он сейчас упадет, и встала ему навстречу.
— Что с тобой? — поинтересовалась она.
— Это мои волосы, ногти и семя, — ответил Марат. — Сделай мою куклу.
Намон протянула руку. Подросток выронил мокрый мешочек ей в ладонь.
— А чего ты хочешь? — спросила ведьма.
— Жить, — воспаленными губами прошептал Марат.
Его повело в сторону. Он мог упасть на стол с недоделанными гри-гри, но не успел — ведьма схватила его за плечо удивительно сильной рукой.
— Как и сколько? — поинтересовалась она. — Я не Великий Мастер, чтобы дать тебе саму жизнь.
Они стояли очень близко. Марат чувствовал зловонное дыхание старухи, проваливался в ее беспросветные глаза. Он вспомнил Гиллу и всех этих людей.
— Хочу жить среди врагов, неспособных меня убить, — прошептал он. — Хочу умереть потом так, чтобы они меня помнили.
Намон захохотала ему в лицо.
— Идиот, — прокаркала она. — Еще никто не просил такого. Ты получишь свое.
— Хочу иметь много белых женщин, — добавил подросток, — и доставить много боли. Хочу щеточку для ботинок.
Марат уже бредил. Его спину жгло огнем.
— Хочу, чтобы стало холодно, — взмолился он.
Он повалился на колени. Намон смотрела на него слезящимися глазами. Из ее груди вырвался еще один дикий смешок.
