– Если б он точно знал… – повторил Буйвол, глядя в темнеющее небо. – Он мог бы изменить… Мог бы…
Неподалеку остановился человек с посохом в руке, огляделся, словно искал кого-то или чего-то.
– Извините… – Он выступил из тени. На щеках его темнели монашеские клейма, но в сумраке было не разобрать, какому именно богу служит этот человек – Локайоху-ли, Дойигару, Ойисату… Богов много, и ни один человек не знает всех их имен.
– Я ищу одного торговца, – сказал монах. – Он должен был ждать меня возле этой ночлежки. Невысокий черноволосый человек с мешком. У него сиплый голос. Вы не видели его?
– Он ушел, – сказал Малыш.
– Он убежал, – уточнил Буйвол. – Зачем ты его ищешь?
– Куда он ушел, не подскажете? – Монах не хотел отвечать на вопрос воина.
– Туда, – махнул рукой Малыш.
– Туда, – показал противоположное направление Буйвол. – Мой товарищ перепутал.
– Туда? – переспросил монах.
– Да, – подтвердил Буйвол. Малыш, помедлив, кивнул, решив не перечить другу. – И он очень куда-то спешил.
– Благодарю. – Монах склонил голову. – Легкой вам судьбы.
Буйвол скрипнул зубами. Малыш сдержано улыбнулся.
Монах спешил в направлении, что указали ему бойцы. Острые полосы черных теней членили его сухую фигуру. Он заглядывал в темные ниши, в проулки и тупики. Он тыкал посохом в груды мусора, которые могли оказаться спящими людьми. Он ничего не боялся, этот монах, ни ночных грабителей, ни бешеных зверей. Разве может что-то напугать человека, знающего свою судьбу?..
– Зачем он тебе?! – крикнул вслед монаху Буйвол. Мощный голос прокатился по узкой улочке, распадаясь на отдельные звуки. Но монах не обернулся.
А Буйвол вдруг вновь услышал слова Суайоха. И его смех.
«…Это ваша общая судьба. И моя тоже. И многих других людей…»
«…многих других людей…»
– Пожалуй, пройдусь немного, – воин поднялся на ноги, поправил меч.
– Я с тобой, – сказал Малыш.
– Нет. Я ненадолго. Надо купить кое-что… Поесть…
Малыш хотел настоять, но вдруг подумал, что товарищ собирается найти женщину. А в таком деле помощь обычно не нужна.
– Как знаешь. Только не задерживайся. Я еще побуду здесь. Потом пойду спать. Не пропадай.
– Скоро вернусь, – заверил Буйвол и шагнул в полосу тени.
Одно за одним гасли теплые окна. Дома превращались в куски плотной тьмы. В разрывах облаков скользила луна, болезненно серая, изъеденная ржой. Из высокой печной трубы вдалеке сыпались в небо алые искры – возможно это работала пекарня: неспящие ночные люди готовили к утру свежий хлеб.
Наконец-то все успокоилось. Редко-редко доносился какой-нибудь стук или звон, человеческий вскрик или лошадиное фырканье. Слышно было, как в болоте за городом натужно квакают лягушки.
Малыш, сидя на остывших ступенях, ждал друга.
Буйвол где-то пропал.
«Погаснет последнее окно, – загадал Малыш, – и пойду спать».
Но окно не гасло. Кому-то, видимо, тоже не спалось. В доме этом жили бесформенные тени, они скакали по стенам и потолку, порой заслоняли огонек светильника и тогда их шевелящиеся щупальца тянулись сквозь стекло прямо на улицу.
В помойной канаве, переполненной тьмой, блеснули два зеленых глаза. Держа в зубах здоровенную крысу, вышла на пятачок света ободранная кошка. Малыш беззвучно поманил ее, она опасливо сверкнула глазами в его сторону и утащила добычу во мрак.
В конце улицы послышался неясный шум. Шевельнулись вспугнутые тени.
Малыш поднялся.
Кто-то шел, стараясь не шуметь.
Крался?
Малыш на всякий случай отступил, спиной вжался в стену, держа перед собой лук.
Луна выглянула из-за облаков, разогнала тени по укрытиям.
Знакомая широкая фигура шагала по середине улице, держась за рукоять меча. Буйвол возвращался.
– Что-то ты задержался, – Малыш выступил из мрака. Буйвол словно запнулся, дернулся – видно не сразу опознал друга – матово блеснула сталь клинка и тут же погасла, спрятавшись в ножнах.
– Еще не спишь?
– Тебя жду.
– Дождался.
– Ага, – в голосе Малыша слышался укор. – А завтра рано вставать.
– Тогда пошли спать…
За спинами друзей погасло последнее окно.
Ночью к Буйволу вернулся знакомый кошмар. Безликая тень ходила кругами и голосом Суайоха бормотала об исполняющемся предназначении. Воин чувствовал, что связан по рукам и ногам, и, стиснув зубы, пытался разорвать путы. Но невидимые веревки не поддавались, они лишь крепче врезались тело.
