Крестьянин карту не угадал, досадливо притопнул, ругнулся. Толстыми неловкими пальцами снова выудил из кошелька монету, объявил:
– Ставлю одну.
Артип показал ему, где находится карта с красным кружком, посочувствовал:
– Вот же, рядом была, справа лежала она…
Потом он одну за одной проиграл три монеты, а когда крестьянин вновь осмелел и поставил пять медяков, выиграл.
– Уж на меня не серчай, деньги я взял невзначай…
Когда выигрыш составил двадцать монет, Артип остановился. Сказал без всяких прибауток, спокойно:
– Хватит на сегодня. Мне везет, но искушать судьбу я больше не хочу.
Раскрасневшийся крестьянин воспротивился:
– Эй! Давай дальше! Я хочу отыграться! Десять монет ставлю!
– Нет! – Артип уже не улыбался. Голос его был тверд и холоден. – Хватит!
Крестьянин хотел еще что-то сказать, но поднял глаза на Артипа, увидел его каменное лицо, подбитые глаза, кривой нос и осекся. Словно смутившись, он потупился, отступил на шаг, стал неловко завязывать тесьму кожаного кошелька, продолжая пятиться.
Рыжий Артип мог бы обобрать этого простофилю до последней нитки. Но не стал этого делать. И не потому, что пожалел его. Просто он не хотел рисковать – ведь даже самый ничтожный человечишко, лишившись всего, может озлобиться.
Артип мог постоять за себя, но он не любил драться. Это было слишком рискованно и невыгодно.
Драка – дело бойцов. Его дело – игра.
К полудню городская площадь кипела словно море. Плотные потоки людей двигались во всех направлениях, обтекая рифы заваленных товарами прилавков. Идти против течения было невозможно. Тысячи голосов слились в монотонный гул, в котором тонули даже истошные крики профессиональных зазывал.
На окраинах ярмарки было чуть тише. Люди почти не толкались, здесь было где разойтись. В толпе сновали продавцы пирогов и сладостей, неуклюжие из-за тяжелых плетеных коробов на груди. Молчаливые мастера-оружейники, опаленные огнем кузниц, сбывали штучный товар – богато отделанные ножи и мечи. Разряженные ювелиры, опасаясь воров, держались особняком, нахваливали свои драгоценные изделия, бряцали золотом и серебром, пускали солнечные зайчики в глаза прохожим. Рядом мастеровые люди предлагали украшения для людей попроще – перстни из латуни, бусы из стекла, медные, разукрашенные цветной эмалью браслеты. Громогласные монахи продавали разнообразные обереги и талисманы, не забывая прославлять своих богов. Прямо на земле, рискуя быть затоптанными, сидели нищие побирушки, тянули дрожащие руки к прохожим, старались заглянуть им в глаза, чтобы пробудить участие и жалость. Некоторые при этом подвывали что-то, другие просто шевелили губами. Крестьяне смотрели на нищих с искренним сочувствием, кидали мелкие монеты. Горожане морщились, старались не замечать оборванцев.
И без того тесные городские улицы оказались запружены. Всюду стояли повозки приезжих. Лошади, непривычные к такой сутолоке и тесноте, испуганно фыркали, закатывали глаза, скалили зубы. Горожане недовольно ворчали, перелезая через загородившие дорогу телеги, зло ругались, вступив в кучу свежего навоза.
Но никто не собирался отсиживаться дома. Люди спешили на ярмарку.
В полдень должно было состояться главное событие – ежегодная публичная казнь преступников.
Рыжий Артип был доволен. Он уже заработал столько, сколько обычно не зарабатывал и за целый месяц. А ведь день еще только начался.
Полная площадь ротозеев! Целый город!
Он окликнул пробегающую мимо молодую девчушку, продающую пирожки:
– Почем?
Девушка остановилась, посмотрела на него, словно оценивала его покупательские способности.
– С луком – два за медяк. С мясом – два медяка за один.
– А хорошее-ли мясо?
– Говядина. Совсем свежая. Не какие-нибудь потроха. Два дня назад теленка забили.
– Давай три с мясом… – Артип отсчитал шесть монет, протянул девушке. Та подошла осторожно, бочком, словно боялась его. Взяла деньги, убрала в глубокий карман, нашитый на засаленном фартуке. Откинула крышку корзины, достала три больших пирога, отдала покупателю, и, не задерживаясь больше ни на секунду, исчезла в толпе.
Артип проводил ее взглядом. Впился зубами в зажаристый еще теплый пирог. Тотчас заворчал пробудившийся желудок, вязкая слюна наполнила рот. Артип зажмурился, блаженствуя – пироги были невообразимо вкусны.
