– Может ты и прав, – согласился Буйвол, помолчав.
Входная дверь практически не закрывалась. Люди выбегали на воздух опорожниться и освежиться, возвращались осчастливленные, словно там, на улице, каждому давали по золотому. Несколько человек шумно собирались домой, пили на дорожку по последней, затягивали песню о покинутой жене, обходили всех, обнимались… Прощание затягивалось.
Хозяин не успевал разносить еду и напитки. Помощницу свою, рыжую пухлую девчушку, он отпустил домой еще в обед. И теперь с ног сбивался, обслуживая посетителей.
Когда появился монах, не заметил ни Малыш, ни Буйвол. Друзья, разойдясь по разным углам, укрывшись в тени, наблюдали за тихой четверкой незнакомцев, и совсем не обращали внимания на хлопанье двери.
И только когда взгляды бородатых чужаков сошлись на одной точке, напарники наконец-то увидели нового человека.
Молодой монах, клейменный лишь одной печатью на правой щеке, неуклюже лавируя в пляшущей толпе, пытался поймать хозяина или хоть как-то привлечь его внимание. Это было непросто.
В конце-концов монах опустился на свободное место и стал ждать, пока к нему подойдут.
Чужаки следили за ним.
Малыш и Буйвол следили за чужаками.
Наконец-то ушла компания, так долго собиравшаяся домой. Провожать ее отправились почти все, вывалились за порог, утонули в ночи.
Сразу сделалось тихо и свободно. С улицы доносились крики, несколько хриплых надорванных голосов пытались запеть. Из-за неплотно прикрытой двери тянуло стылым сквозняком – ночи стали совсем холодные.
Хозяин озирался, словно не понимал, что случилось, почему вдруг опустело его заведение. Наконец-то он заметил машущего рукой монаха, подошел, чуть склонился, изображая внимание.
– Я могу здесь переночевать? – спросил монах.
– Конечно, – кивнул хозяин.
– И я бы хотел поесть.
– Горячего ничего нет, – хозяин развел руками. – Только сыр, солонина, холодная овсянка и хлеб. Все остальное уже подъели.
– Принесите сыр и кашу. И хлеба побольше.
– Сейчас всё будет. А пить что будете?
– Вода есть у вас?
– Вода?
– Да. Обычная вода.
– Можно поискать.
Буйвол, привыкший к вечным вздохам угрюмого немногословного хозяина, услышав из его уст нечто похожее на шутку, так удивился, что на мгновение забыл о своих обязанностях и подался вперед, выступив из тени. Малыш стоял слишком далеко, чтобы разобрать этот негромкий разговор. Зато чужаки не пропустили ни единого слова. Когда хозяин ушел выполнять заказ, один из них поднялся и сел напротив монаха. Тот поднял голову, недоуменно посмотрел на вдруг объявившегося соседа. Спросил, не выдержав прямого тяжелого взгляда:
– Что?
– А что? – хмыкнул бородач. – Не нравлюсь?
– Почему же?
– И почему же?
Монах стушевался. Бородач с издевкой разглядывал его. Два его товарища поднялись, подошли, встали за спиной у монаха. Один остался сидеть возле окна.
За соседним столом, залитым брагой, очнулся селянин. Он вздернул голову, открыл мутные глаза, не совсем еще понимая, где находится. Спросил, с трудом ворочая вялым языком, обращаясь к ближайшему бородачу, но смотря куда-то помимо его:
– Ты кто?
– Ты сам-то кто?
– Извини… – Селянин пытался сфокусировать взгляд на незнакомом лице. – Не узнал.
– Эй, вы, – подал голос Буйвол, решив, что пришло время вмешаться. – Сядьте на места.
– А ты кто? – повернул голову бородач. В его глазах была точно такая же муть, как и у перепившего селянина.
Монах съежился, не решаясь оглянуться, не осмеливаясь поднять глаза. Он был молод. Одна печать на щеке означала, что он в самом начале пути. Лишь после того, как он пройдет Посвящение и смирением докажет верность творцу судьбы, на второй его щеке появится точно такое же клеймо. Третьей печатью, что выжигалась на лбу, мог наградить только сам бог.
– Сядь на свое место! – рявкнул Буйвол, чувствуя, что закипает.
Вернулся хозяин с подносом, замер, увидев, что творится что-то неладное, с тревогой посматривая на лица людей.
Бухнул по столу каменный кулак.
– Ты кто такой?!
Уже все бородачи стояли на ногах. Один из них деловито засучивал рукава. Другой, наклонившись, достал из сапога нож. У третьего в руке оказалась дубинка, короткая, но увесистая, с набалдашником, утыканным железными шипами. Четвертый разминал пальцы, щелкая суставами.