Вдвоем они быстро доели суп, потом в этой же миске Малыш принес кашу. Подшучивая, подначивая, заставил Буйвола съесть и ее до последней крупинки.
После трапезы стало клонить в сон. Глаза слипались, одолевала зевота, мускулы сделались ватные, не хотелось двигаться, разговаривать. Ничего уже не хотелось. Только спать. Спать…
– Не похоже это на дом ведьмы, – вяло сказал Малыш, обсасывая огрызок яблока.
Они сидели на соломенной циновке посреди комнаты, привалившись друг к другу спинами. За окнами трепетал лес. Уже заметно стемнело, но видимый отсюда крохотный кусочек неба еще светился синевой, и потому казалось, что солнце где-то совсем рядом.
Малыш ощутил, как Буйвол пожал плечами.
– А что ты думал увидеть здесь?
– Не знаю. Чучела. Травы. Кости.
– Ведьма – человек, – сказал Буйвол и зевнул, словно всхлипнул. – И живет она, как все. Тебе бы понравилось жить среди костей?
– А может это морок? – спросил, помолчав, Малыш.
– Может и так, – равнодушно сказал Буйвол.
– Сидим мы посреди леса, помираем с голоду. И кажется нам, что мы вот здесь, наелись, напились, отдыхаем.
– Надо идти.
– Да. Надо идти, но мы уже не можем. Помираем. А кажется нам…
– Я говорю отсюда надо уходить.
– Зачем?
Друзья лениво обменивались фразами, выдерживая продолжительные паузы. Иногда молчание так затягивалось, что собеседники забывали, о чем они только что говорили.
– Что зачем?
– Зачем уходить?
– Куда?
– Отсюда.
– А… Это ведьмин дом… А мы тут хозяйничаем.
– Дверь была открыта…
– Съели тут…
– Стол был накрыт…
– Она придет, а мы…
– Отдыхаем…
Все невнятней звучали слова, все реже и тише. Каждый говорил уже сам с собой, отвечал на странные вопросы, что рождались в голове. Наслаивались друг на друга пласты реальностей. Дремота путала мысли, мешала грёзы и реальность…
Они заснули одновременно – уронили руки, повесили головы, обмякли, скособочились.
Словно марионетки, которым обрезали нити.
Хлопал на ветру плохо закрепленный полог палатки, бежали по плотной ткани волны. Тревожно шумели кроны деревьев, сея листву. Чувствовалось, что погода должна перемениться.
Возле костра было жарко. Лица людей словно запеклись – огрубели, зарумянились. На большом вертеле жарился над огнем олений бок. Неподалеку слуги, орудуя широкими ножами, соскабливали остатки мяса с только что снятой волчьей шкуры. Рядом ждала своего часа медвежья туша. Скулили привязанные у палатки собаки, выпрашивая подачку. Фыркали, били копытами лошади, чуя пугающие запахи.
Охота удалась.
Но люди хотели большего.
– Ты обещал что-то особенное, – сказал Крост, играя ножом. – Но пока всё как обычно.
– Я жду, – отозвался Теолот.
– Давай ждать вместе, – предложил толстяк Миатас, почесывая живот.
– Уже заждались, – сказал Крост.
– Хотите, чтобы я всё рассказал? – спросил Теолот, словно раздумывая.
– Было бы любопытно, – отозвался белобрысый Ромистан, самый молодой в их компании. Молодой настолько, что у него еще не было прозвища.
Теолот молчал, только хитро разглядывал лица товарищей.
– Ну так что? – не выдержал Крост.
– Вы слышали историю про старуху, которая обратила в бегство армию Лорстита Могучего?
– Да, – нестройно отозвались охотники. Только Ромистан промолчал.
– А слышали, как ведьма предсказала великий мор, как ее за это решили повесить, и как посреди реки пропали Ночные Охотники, везущие на лодке связанную ведьму?
– Слыхали, – теперь и молодой Ромистан кивнул.
– Она здесь, – сказал Теолот, и усмехнулся, заметив, как вздрогнул седой Лортимир, самый старый в их компании. – Неподалеку.
– Ведьма? – спросил Крост.
– Она.
– Та самая? – удивился Миатас.
– Да.
– Я слышал, что она живет где-то тут, – сказал Виртис, которого все называли Безродным, потому что он был зачат каким-то проходимцем в то время, как муж его матери воевал с дикарями в Черных Песках. – Где-то в этих лесах. – Виртис обвел рукой окружающие деревья, и немой Туаес кивком подтвердил слова друга.
– Она совсем рядом, – сказал Теолот. – И сейчас мои люди следят за ней.
– Что у тебя на уме? – спросил, нахмурившись, Крост. – Неужели ты хочешь убить старуху?
– Нееет, – протянул Теолот. – Убить? Нет! Просто проучить как следует.
