Мальчишки - страница 14
— Здорово! Как это ты? Мне бы так. — Женька краснеет, облизывает губы. — Здорово…
— У тебя не выйдет. Надо, чтоб зубов не было… С зубами чего там… — И важно так поднимается Чирок с травы, отряхивает трусы.
— Пошли… Близко, должно быть.
Солнце идет над лугами, — точно окунаешься в него.
А весной нет лугов — вода кругом. Высокая вода стоит у деревни, темная, мутная.
Сойдет вода, высохнет земля — и уже птицам свистеть в траве и щуке разрывать чистую гладь озера.
— Жень, скоро?
— Чего слюни пускаешь? Сказывал, чтоб дома сидела. Вытри нос.
Женька шагает, высоко поднимая ноги, и совсем не глядит в сторону Зинки. Кустарник плотный, низкий, колючий.
Чирок посвистывает, не разводя губ, и получается смешно, будто носом свистит, и улыбается.
— Мы тебя не возьмем больше с собой. Одни слезы от тебя. Как барышня… — подзадоривает Чирок.
Зинка молчит, назло молчит и даже головы не повернет.
«Домой придем, мамке нажалуюсь. Все-все обскажу как ни на есть. И про то, как Женька червей ворует в огороде бабки Насти, и про то, как курят они в старой бане. И про Чирка скажу». Зинка хочет вспомнить, что же Чирок не так сделал, да не вспоминается. Она вытирает аккуратно нос подолом и решает: «Расскажу, какой он рыжий, даже собаки на него лают».
Женька вдруг приседает, отгибает куст и кричит:
— Вот она… Ух! — Заходит в воду. — Теплая.
Зинке все равно, о чем говорят Женька с Чирком. Вода как вода, зеленая только. Вроде бы грязная лужа, а называют бакалдой. Выдумывают они все.
Ложится в траву Зинка, узелок развязывает и посыпает хлеб солью. А Женька с Чирком ходят по воде медленно и тихо, ногами тревожат дно. Мутнеет бакалда — одна грязь, а не вода. Пригибаются, глазами что-то ищут. Вдруг Женька ладони сложил ковшиком, повел под водой и выдернул разом руки. Вскрикнула Зинка — рыба извивается в руках у Женьки, хорошая рыба, щуренок. Забегала Зинка у воды.
— Кидай, Жень… Кидай…
Ловит рыбу в траве, пальцы склизкие, а Женька грозит кулаком и на губы показывает — молчи! Отвернулась Зинка, стала рыбу обкладывать травой, чтоб не высохла, а тут прямо ей в руки летит другой щуренок, длинный и глаза вытаращенные.
А когда сбилась Зинка со счета, сколько рыбы в траве, вылезли из воды Женька с Чирком, растянулись рядом с Зинкой в теньке, только ноги выставили на солнце, и хлеб стали есть.
— Домой придем, жареху сделаем.
Женька отгоняет мух от лица, лениво, словно со сна, говорит:
— На Горелом русалки водются. Красивые. Волосы по спине, как трава. — Приподнимается на локтях. — Не вру… — Щелкает ногтем о зуб, хлопает ладонью по груди. — На свету не видать их. Вот ежели ночью. Они на дне лежат. Там у них дома свои, окошки всякие… Я вот рыбу вчера ловил, ну прямо-таки гладко кругом было. И вдруг вода как подымется да пойдет кругами, и ветру много стало. Это они… Русалки. Танцуют, и вода над ними ходит. Я, понятное дело, гляжу во все глаза и вижу волосы промеж кругов вылазят… тонкие, длинные. Не вру… сам видел волосы те… Вроде бы, как золотые. Какая тут рыба. Нету рыбалки никакой… А вот бабка Настя, что у конюшни живет и очки ниткой все обматывает, она сказывала, сама видела их. Это нынче она стекла на глаза надевает, а тогда нет… Пошли они это с дядькой Пашей сено косить… Чего зубы кажешь! Нет у тебя их вовсе… Не веришь, уши травой заткни.
Чирок не обижается и смотрит веселыми глазами.
— Сказывай дальше.
— Давай, Жень, давай.
— Ночь подошла. Легли они в сено. Дядька Паша захрапел, даже трава зашевелилась. А бабка Настя глядит, из воды вылазят русалки, взялись за руки и по берегу пошли. Страшно небось… Закричала бабка Настя, они и поплюхались в воду, а дядька Паша все равно храпит. Во как!
— Пымать бы их.
— Куда… Они знаешь какие спугнутые.
— Бреднем. Айда, Жень, попробуем?
Зинка не шелохнется, застыла глазами на Женьке, страшно ей. Молчит и посапывает тихонько.
— Твой бредень починяем и выловим хоть одну. Давай, Жень?
— Забоишься в воду-то лезть.
— Не-е.
— Давай к завтрему бредень сделаем. Суровых ниток только нету.
— У меня есть, — чуть не задохнулась Зинка. — Я дам.
Возвращались ходко.
Обдумывали про себя затею. Не переговаривались даже.
