Шура бегала по подвалу совершенно голая, и Сидора удивляла заурядность этого зрелища, о которым мы так мечтали:
– Просто щетка какая-то!
Когда Шура забеременела, Сидор впал в уныние. Друзья донимали его советами, делились невероятными старушечьими рецептами домашних абортов, призывали к решимости. Но Сидор все мямлил и вел себя почти как герой романа "Американская трагедия".
Тысячу раз Сидор обещал бросить Шуру, но снова с ней встречался, к неодобрению друзей. Наконец грянул скандал, матери влюбленных встретились, и Шуре сделали подпольный аборт. После этого гордая девушка перестала встречаться с малодушным возлюбленным. Но рецидивы все-таки случались.
Однажды родители Сидора куда-то уехали, и мы остались ночевать вчетвером: Я, Сидор, Шура и некий Блудный, наш записной ловелас.
Поскольку любовь Сидора считалась законченной, мы вели себя раскованно. Как только Сидор отлучился из постели, мы с Блудным облегли голенькую Шуру и стали её домогаться. Бывший возлюбленный нам потворствовал, моральный облик Шуры был широко известен, и мы надеялись на успех.
Сначала Шура хихикала и боролась кое-как, но мы распалялись и тискали её все грубее. Несмотря на её изворотливость и удивительную силу, мы одолевали. Тогда Шура вырвалась из наших цепких рук, залезла на подоконник и распахнула окно.
– Прыгну, если не отстанете! – пообещала она.
Несмотря на все её смешки, было очевидно, что она это сделает. Мы оставили Шуру в покое. Ведь блядство само по себе, а любовь сама по себе.
Накануне Девятого мая слух прошел, что утром Китай бросит на нас атомную бомбу. И откуда мы это взяли? Ни по "Голосу Америки", ни, тем более, по нашим новостям ничего подобного не говорили. И тем не менее, весь вечер у танцевальной клетки в парке только и разговоров было:
– Слыхал, что китайцы учудили? Атомную бомбу бросят на нас в День
Победы.
Все, конечно, понимали, что ничего страшного не произойдет, а если произойдет, то не с нами, но это будоражило. Придавало нашему существованию какую-то значительность. Вот, мол, сегодня мы гуляем, а назавтра, глядишь, превратимся в головешки. Эх-ма!
Китайцы казались отвратительными, тупыми, стадными уродами. Как в документальном фильме Ромма "А все-таки я верю", где впервые в жизни мельком показали группу Led Zeppelin под звуки другого оркестра и девушек без трусов. СОВСЕМ без трусов.
Китайцы ходили толпами в одинаковых робах защитного или синего цвета. Они, как дураки, вылавливали воробьев, переплывали Хуанхэ с красным знаменем и потрясали цитатниками. Они были некрасивые. Во время пробного атомного взрыва они скакали на лошадях, как в гражданскую, а лошадиные морды были в противогазах. В общем, приятно было осознавать, что в мире есть хоть кто-то, ещё более тупой и стадный, чем мы.
Мы кучковались в березках возле клетки – круглой бетонированной площадки с забором, на которой играл вокально-инструментальный ансамбль "Левша". Проникнуть в клетку в выходной день было непросто.
За билетами в деревянную будку устраивали давку, потом щемились в узком проходе между железными перилами и при выходе на перекур, когда надо было получить контрамарку на возвращение. В этой давке уследить за каждым было непросто, и тот, кто понаглее, проникал без билета.
Но вовнутрь можно было и не ломиться. Музыка была так же хорошо слышна снаружи, как изнутри. А настоящие меломаны приходили не столько плясать, сколько слушать гитарные импровизации и барабанные дроби местных виртуозов.
Музыкантам разрешалось играть несколько песен западных исполнителей прогрессивного, антивоенного содержания (песен протеста), подтвержденного переводом, например, "Хоп-хей-гоп", и что-нибудь промежуточное, вроде венгерской "Омеги" или польского "Но то цо". Словно россыпи звезд блеск твоих жемчужных волос… Для чЕго, для чЕго так трактуешь мне! Танцующих было видно сквозь прутья решетки, что почти сводило на нет эффект железного занавеса. Не менее десяти лет понадобилось культурному руководству, чтобы осознать этот недочет и обнести ограду размалеванными щитами ДСП, скрывающими платное зрелище, но не звук.
